Энциклопедия русских суеверий

«…если ребенок смеется во сне, его „тешат ангели“, если плачет, „то тут он подсовывается“ (нечистый. — М. В.). Если в это время выругать ребенка, Дьявол его непременно подменит. Во время христовской заутрени Дьяволу дается одна секунда, в которую он может безнаказанно подменить ребенка. Если в эту секунду мать изругает ребенка, Дьявол подменяет его своим» (Волог.). Согласно поверьям Новгородской области, опасно проклятие, произнесенное в то время, «когда служба идет в церкви» <Черепанова, 1996>.

«Проклятие, как уверяют крестьяне… бывает лишь тогда действительно, когда брань произнесена, хотя и не с целью проклясть, но в неурочный, недобрый час. Недобрый час… бывает больше перед восходом и заходом солнца» (Новг.) <АМЭ>.

«По понятиям уральцев, опасно проклятие „не в час“, причем „не в час“ — это „не час“, „самые глухие полдни“, то есть промежуток или, правильнее, переход от двенадцатого к первому часу — переход, продолжающийся, впрочем, только одно мгновение или еще меньше» <Железнов, 1910> (ср. также представления о таящем опасности пухлом часе (Арх., Печ.), благой минуте (Пск.).

Понятие о своеобразной (в конкретно-материальном воплощении) неровности, «неравности» времени вплоть до наших дней сохранились в выражении «неровен час»: «Неровен час, говорит народ, ин лих, а ин нет». «Если мать пошлет ребенка к лешему „в добрый и святой час“, для него это проклятие пройдет бесследно, а если „в лих час“ — бес… уведет или унесет порученного ему злой матерью ребенка» (Новг., Череп.) <АМЭ>; ср. также «отмахивание» — ругань скотины «под неровен час» (скотина становится невидимой для хозяев) (Яросл.).

Пока участь проклятого не решена, то есть пока родители не предприняли все, что возможно, для его возвращения; или он не снял с себя крест; не принял пищу от лешего (последнее, правда, согласно поверьям XIX–XX вв., должно соблюдаться далеко не всегда) — проклятый обычно находится в беспрестанном кружении.

От «худой брани» мальчик попадает во власть нечистой силы, которая беспрерывно водит его за собой, протаскивая в самые малые щели (Новг.). Семилетней девочке, когда она «сама себя изругала», показывается высокий седой старик. Он подхватывает ее на руки и все время носит «ровно вихрь» по лесу (Новг., Белоз.).

Также «кружит» проклятого мальчика леший: за один день он пролетает огромные расстояния; родные пытаются вернуть ребенка, молятся, служат молебны, и его «отбрасывает» возле деревни (Новг., Череп.).

Нередко проклятый кружит возле знакомых мест, но не может прервать это колдовское вращение; он видит своих домашних, оставаясь для них невидимым; хочет окликнуть их — но лишается голоса, пока продолжает действовать проклятье (по сути — заклятье).

Иногда уводящая проклятых нечистая сила принимает обличья людей, животных. Ср.: «У нас в Фомичеве на Троице за непослушание мать прокляла девочку лет двенадцати-тринадцати. Она пошла гулять с подружкой и потерялась. Подхватили ее две собаки, перевели через Чикой [реку] и увели в лес. И она там тринадцать дней провела, умом тронулась» (Забайк.) <Болонев, 1978>.

Проклятые и потерявшиеся могут не только кружить с лешим, но и жить в доме лешего, который посылает их в деревни похищать неблагословленную еду и питье, раздувать пожары (Новг., Волог. и др.). Так, умершую девочку (проклятую матерью) священник, которого незнакомый человек просит окрестить ребенка, встречает живущей в лесу, в «хорошей избе» этого человека (Новг.); обруганная (посланная «к лешему») женщина в лесу схвачена стариком и приведена к огромному дому, где много женщин в красных платьях (Новг., Белоз.). «Ну и тяжело жить-то там… [у лешего]. Живут в лесу, с незнакомым все народом, это тоже проклятые, выходит. Робить их там заставляют: што бабы не благословясь оставляют — их дело стащить» (Волог.); «И ково так и заводит до смерти, а новые у ево и живут там в лисе-то, и посылает он их, нехороший-от, поджигать деревни, да заводить людей» (Волог.) <АМЭ>.

Живые люди находятся как бы в постоянном соседстве с людьми невидимыми; проклятые — «такой же народ, как и мы, только проклёнутый» (Новг.). Уральцы полагали, что невидимые проклятые будут жить «во плоти» до Страшного Суда (см. ШУТ, НЕВИДИМЫЕ).

Проклятые, по поверьям, могут войти в семью лешего, сами становятся лешими. В Вятской губернии крестьяне считали, что добрый леший — сын лешего и проклятой девушки. «В деревне мать прокляла дочку: „Леший тя унеси“. И дочка ушла и ушла. И жила с вольним (лешим. — М. В.) <…> Каждый год рожала чертей. Говорит, рожу, сразу и убегут» (Новг.) <Черепанова, 1996>. В поверьях многих (Влад., Сарат., Астр., Оренб. и др.) губерний лешие — «проклятые недобрыми матерями»; лешие — «проклятые Богом некрещеные» (Смол.).