Но вышел ли он из народа, как – из леса или как из себя? Смотрю: Серый стал профессором Лихачевым. Стоит со свечкой. Ну, хорошо.
– Я готов воплотиться во всё, – сказал Серый. – Меня волнует понятие «всё».
Я выступил с позиции точного знания, что есть чефир и что – Россия.
Серый сидел, удил рыбу.
Я рассказал ему, что Россия – азиатская жопа. Я делал вид, что знаю больше его. Я с детства знаю, что Россия – азиатская жопа.
– Интересно, – заметил Серый.
Мне пришлось затратить много времени, чтобы снова найти его.
У каждого русского тяжелое детство. Русское детство должно быть тяжелым. Иначе разве это детство?
У Серого было тяжелое детство. Родители Серого часто со стуком падали на пол. Серый, зажавшись в угол, смотрел, как родители падали. Его били. Рвали уши, запирали в сортире, мазали морду калом, душили до посинения, больно дергали за пипиську. Ели что ни попадя. В школе было много хулиганов. Во дворе тоже. Дети придумывали гадкие игры. У старух отнимали ручные часы, портили лифты, истребляли почтовые ящики, девчонок насиловали в подворотнях, маменькиных сынков изводили. Жгли мусор. Пылали костры.
Однажды Серый побил отца, как всякий русский. Хорошо, не убил. Но не мог вспомнить, за что побил. Впрочем, по этому поводу не мучался. Одно время Серый был грозой двора. Утром отец Серого пошел на завод. Он был рабочим. От отца пахло канифолью.
По ночам Серый спал без задних ног.
– Что такое соборность? – спросил я Серого.
Серый высморкался в песок.
– Боженьку надо менять, – сказал он. – Христу пора на пенсию.
– Я боюсь, – признался я.
– Боишься, а втихаря тоже так думаешь, – сказал Серый.
Серого заприметил тренер. Психологически его обработал. Не подмял под себя, а напротив: дал развиться его творческой индивидуальности. Серый стал чемпионом сначала района, потом города, потом России, потом всего мира. Тренировался. Прыгал через скакалочку.
Моя бабушка Серафима Михайловна любила кофе с молоком. Она вошла в комнату с чашкой. На столе лежала мама Маринки, ее обмывали.
– Ну что, обмываете? – спросила бабушка, хмуро посмотрев на свою умершую дочь.
– Бабушка, убирайся вон! – закричала Маринка.
– Ладно-ладно, – повернула Серафима Михайловна на кухню.
Русских надо бить палкой.
Русских надо расстреливать.
Русских надо размазывать по стене.
Иначе они перестанут быть русскими.
Кровавое воскресенье – национальный праздник.
Серый ехал на шестисотом по делам. Спешил. Наскочил на запорожец. Тот перевернулся, загорелся. Там была семья. Семья горела и кричала. Мама, папа, дочка тринадцати лет. Собралась толпа. Но Серый не знал об этом. Он уехал. Он опаздывал.
Наутро прочел в газете. Обрадовался. Наконец-то о нем, пусть хотя бы как об инкогнито, написали в газете.
– Ну, я же не нарочно, – сказал мне Серый.
Русские очень гордятся своей кухней. И правильно делают. Особенно вкусными считаются русские закуски. На московских вокзалах стали появляться пирожки с человеческим мясом. Пассажиры едят с удовольствием.
– Вкусные, – хвалят они. – Лучше, чем в «Макдоналдсе».
Русские часто травятся разной пищей. Съедят что-нибудь и – отравятся. Детей рвет. Стариков рвет. Бабулек поносит. Приедет «скорая» – а они уже умерли. Тогда надо хоронить. Отравляются всем. Несвежим мясом. Рыбой. Творогом. Или грибами. И гороховым супом. У всех желудки не очень здоровые. Зубы – вообще отдельный разговор. Русские зубы – всем зубам зубы.
Русские очень любят есть шашлыки. Приедут на природу. Куда-нибудь на речку. Искупнутся. Повизжат в воде. Некоторые сразу утонут. А другие начинают священнодействовать. Шампуры. Шашлыки. Рыжики! Маслята! Ну, половина отравится. Остальные переебутся. Но зато весело. Под музыку из машины. По дороге домой все обычно молчат. Думают о своем. Так у русских заведено. Может, устали. А может, просто дремлют.
Русские знают лучше географию, чем историю. Истории русские совсем не знают. Русские все забывают. Я смотрю на людей как на вспомогательный материал. Мне они бывают нужны иногда, чтобы не было скучно. Я с ними развлекаюсь, потом выбрасываю. Меня удивляет, когда кто-то с энтузиазмом говорит о том о сем. Мне это кажется неприличным.
Серый решил бороться за демократию и попал в тюрьму. Он там тоже продолжал бороться. Из тюрьмы вышел пидерастом. Теперь живет в Европе и обижается на весь мир.
Дебелые. Я бы хотел иметь много друзей, но они мне быстро надоедают. У них нет желания повеселиться. Мой покойный ныне французский приятель рассказывал, что, когда переезжал границу России, у него в голове раздавался «клик!» и он чувствовал, что приехал в цирк. Все ненастоящее. Но зато кайф.