Энциклопедия русской души (сборник)

Как-то я встретился с одной мелкой совестью нашей нации. Совесть предложила мне сделать беседу для газеты. Она стала рассказывать, как мальчишкой во время войны сбежала из детского дома, потому что там было невыносимо, проехала «зайцем» всю Сибирь и, поскольку Россия полна добрых людей, ей помогли добрые люди, которым она благодарна. Они не сдали совесть обратно в детдом.

Я спросил, почему было так невыносимо в детдоме, и, выслушав ответ, сказал:

– Получается неувязка: добрые люди помогли вам бежать от злых детей и злых воспитателей.

Мелкая совесть удивилась, как будто в первый раз об этом подумала, беседы не опубликовала.

Русские переоценивают не только самих себя, но и своих детей. В каждом отделении милиции расскажут об их подвигах. В русском детском мире полагается быть жестоким. Мне рассказывали уличные проститутки, что самое страшное – оказаться во власти подростков. Знакомый бандит, свидетель рассказа, кивнул:

– Так везде. И в зоне. И тут, в Москве. Пацаны звереют. Бьют до смерти.

Драку заказывали? Ничего не изменилось со времен моей школы, где на перемене можно было влегкую получить по морде – просто так.

Таланты и поклонники

Мне рассказывал французский посол, из русофилов, что у нас – он много ездил – в каждой церкви так замечательно поют. Голоса – посол восторженно взмахнул рукой – поднимаются к куполу, омывая лики святых угодников, навстречу Спасу. На свету, особенно в солнечный день, виден их непорочный музыкальный состав, и они растворяются в поднебесье. Такой талантливый народ.

Я с ним согласился.

Несознанка

Некоторые считают, что русские уходят в несознанку с тем, чтобы выкрутиться. Все равно, как рыба уходит на дно. Но, по-моему, русские уходят в несознанку, потому что это нормальное состояние их сознания.

Счастье

Как хорошо ничего не чистить, не отмывать. Пусть все окажется неотмытым.

Непонятно что

Разве герои сказки – нация? Они – из сказки. Взгляните на себя. Мы – сказка.

Польза

Любимым напитком Серого был чефир. Кому кактус, а кому чефир. Делал ли Серый детишкам свистульки из глины? Из орехового прута? Или самокаты? Посадил ли он клен? Или только курил, наклонившись низко к столу?

Если в тех автобусных измерениях жизни, где живет опустившийся усталый народ, где обитает Клавдия Федоровна и все остальные несчастные люди, где у Ирины Борисовны взламывают дверь, чтобы забрать сломанный телевизор, заводится Серый, то, возможно, все решается очень просто. Какая польза от убийства Серого? Во-первых, он не будет мешать прогрессу. Во-вторых, разрушится сказочное измерение России. В-третьих, она перестанет быть мутной.

Человек-исповедь

– Grattez le Russe, et vous verrez un Tartare (Поскребите русского, и вы найдете татарина), – говорят французы.

Они по-своему правы, но, как всегда, не заглядывают глубже феноменологии.

– Поскребите русского, и вы найдете исповедь, – dirais-je.

Русский – человек-исповедь. Совсем не надо для этого обстановки движущегося предмета: поезда или самолета. Как перезрелый гранат, русский взрывается и истекает исповедью в самый неподходящий момент. Или как гнилой гранат. Скорее, как гнилой. А может быть, все-таки как перезрелый.

Отношение иностранцев к России

Серый считал иностранцев обмылками и никогда не интересовался их мнением о России. Он ценил неподдельное чавканье русской жизни.

– Зачавкала! – одобрительно жмурился Серый, прислушиваясь к событиям жизни.

Он любил мутность русского человека.

– Ты погляди, – говорил он мне, – как безобразно мутен русский человек. Он озадачивает жизнь. Она не знает, чего он хочет. Он срывает с петель ход жизни и ставит жизнь раком.

– У него паралич воли, – говорил я.

– Хуйня все это, – незлобно отзывался Серый. – Ты лучше прислушайся к этому вечному хрипу русского мужика, как он сипит и говнится.

Я уходил на цыпочках прислушиваться и возвращался в полном умилении.

– Ну что, меняешь взгляд на Россию? – подмигивал Серый. – Про Россию никто не подобрал верных слов. Одни бьют себя в грудь и клянутся в любви и верности. Не верь их клятвам. Другие, подражатели немцев, которые надели немецкое платье и думают про себя многое, – они, конечно, ублюдки, но хотя бы ясны. А эти – они вроде бы делают вид, что любят, а сами подмахивают с пользой для себя. Может, до них что-то доходит, но они глухие. Россия – это хрюканье. Если не хрюкаешь, тебе тут нечего делать. Иди в интеллигенцию и придумывай теории.

– Не хочу! – невольно вырвалось у меня.

– Россия по-умному не гордится умом. Она его топит, как котенка, но не потому, что любит утопленников, а потому что ум мешает жизни.

– Ах, Серый, – заплакал я.

– На России мир держится, – сказал Серый, залезая под одеяло.

Плакун-трава

– Серый, сыграем в жмурки? Ты – гений этого гнилого места. Не Пушкин, не Достоевский, а – ты. Ты – гений. Ты – шаман. Нечленораздельный человек. Ты держишь в руках братву, ты крутишь русскую политику, вершишь судьбы армии.

– Солдаты – необученные, – сказал Серый. – Мрут, как мухи.