Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Таким же «пугливым» лирический герой предстает в наброске «Я загадочный, как марс^^^^^…» (1972) и в посвящении к 60-летию Валентина Плучека «В Москву я вылетаю из Одессы…» (1969): «Я пугливый: чуть что — задрожу» (АР-2-102), «Я прилетел — меня не принимают. / Я даже струсил — думаю: беда!» /2; 311/. А в частушках «Подходи, народ, смелее…» (1974) сказано: «Вот царь-батюшка загнул — / Чуть не до смерти пугнул». Тут же вспоминается сцена в спектакле «Галилей», где ученик спрашивает: «Почему вы тогда сдались инквизиции? Почему вы отдали рукопись? У вас была вторая?». На что Галилей-Высоцкий отвечает: «Нет! Я испугался». Отсюда признание: «Я не люблю себя, когда я трушу» («Я не люблю», 1968).

В песне «Ошибка вышла» герой говорит: «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья». А в «Аэрофлота» читаем: «У справочной транзитные изныли, / Ответ один: обледененье, снег… / В глазах другое: вас бы привязными /Ремнями — и немедленно, и всех!» (С4Т-1-287). В похожем контексте ремень упоминается в песне «Ошибка вышла»: «Кричу: “Начальник, не тужи, / Ведь ты всегда в зените, / Не надо вашей грубой лжи! / Ремень, он вот он — на, держи, / Хватайте и вяжите!”» /5; 381/.

В черновиках песни «Ошибка вышла» (1975 год) лирический герой осознавал возможность ареста: «А вдруг обманут и запрут / Навеки в желтый дом?» /5; 389/. К октябрю того же года относятся воспоминания актрисы Театра на Таганке Виктории Радунской, оказавшейся с Высоцким в одном самолете (театр летел на гастроли в Ростов-на-Дону). Тогда он написал целое стихотворение об этом полете, из которого Радунская запомнила последнюю строку: «Я на час сорок пять арестован»[2779]^[2780]. Двумя годами ранее похожая тема разрабатывалась Александром Галичем: «В аэропорте “Шереметьево” / Он — как в Бутырках под замком» («Шел дождь, скрипело мироздание…», 1973), — что вновь напоминает черновик «Аэрофлота»: «В глазах другое: вас бы привязными / Ремнями — и немедленно, и всех!» (С4Т-1-287).

Если в трилогии врачи «спешат, рубаху рвут», то и в «Аэрофлоте» возникнет близкая ситуация: «Я помню: нас копили в накопитель, / Я помню, как на мне порвали китель» /5; 563/, - хотя здесь это произошло «нечаянно». Данный мотив возникает также в «Разговоре в трамвае»: «Вон уже дыра с кулак на кителе» 15\ 497/. А строка «Я помню: нас копили в накопитель» явно напоминает песню «Мы взлетали, как утки..»(1975), где речь тоже шла о полете: «И в простор набивались мы до тесноты».

И в песне «Ошибка вышла», и в «Аэрофлоте» герой обращает внимание на красивую женщину — медсестру и стюардессу: «Сестра готовила укол, / Красивая сестра!» /5; 383/ = «А дело в том, что нас сопровождала / Красавица в блестящих сапогах» /5; 563/. Однако он не верит уговорам ни врача, ни стюардесс: «А он сказал мне: “Не пыли! / Мы, милый, просто завели / Историю болезни”. / Но не поверил я ему — / И слова не сказал» /5; 381/ = «Разведут стюардессы ля-ля, / Только я им не верю ничуть: / Почему безопасности для / Должен я сам себя пристегнуть?» (АР-7-118, 130).

И врачи, и Аэрофлот обращаются с лирическим героем, как с дураком: «Хотя для них я глуп и прост…» = «Зачем со мною, словно с обалдуем? / Вновь голосок по радио сказал: / “Товарищи, мы вам рекомендуем / Без промедленья ехать на вокзал!”» (АР-7-132); «“Меня, ребята, не дурачь!” — / Я перешел на крик» /5; 389/ = «Мы от его рассказа обалдели, / А здесь на час, нам головы дуря, / Все рейсы переносят за недели / Уже на тридцать третье декабря» (АР-7-106). Поэтому герой знает, что врачи вытащат из него душу, после чего ее «ужмут и прополощут», а Аэрофлот вымотает все нервы: «Бывает, пару дней помаринуют» (АР-7-122)¹".

В обеих песнях стоит всеобщий хохот, и возникает сюрреальная ситуация: «Кругом полно веселых лиц <…> Всё разом хохотало. <..> А я — с мозгами набекрень — / Чудно протягивал ремень / Смешливым санитарам» /5; 382/ = «Всё чаще, всё чуднее объявленья, / Хохочут все на грани исступленья, / Хохочут скопом — от детей до мам» (АР-7-138). Различие же состоит в том, что в песне «Ошибка вышла» врачам угрожает лирический герой, а в «Аэрофлоте» — его друг, который, правда, наделяется чертами самого героя (например, «привычностью»: «Я, гражданин начальник врач, / Ко многому привык!» /5; 389/ = «Друг мой новый, привычный летать…»; АР-7-142). При этом в ранней песне герой всячески пытается получить протокол, а в поздней его друг столь же решительно добивается того, чтобы ему показали запасной парашют:

1) «Но дайте протокол!» /5; 80/ = «Дать-подать мне сейчас парашют!» (АР-7120); «.. Но я как заору. / “Чего строчишь? А ну, покажь / Секретную муру!» /5; 78/ = «Друг орет: “Предъяви парашют!”» (АР-7-124).