Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Та же Ахматова привела реплику Мандельштама, произнесенную во время их февральской встречи: «Я к смерти готов»^В7. А в черновиках «Охоты на волков» лирический герой Высоцкого скажет: «Значит, выхода нет, я готов!» /2; 422/. Отсюда — одинаковая атмосфера смерти у Мандельштама и у Высоцкого: «Только смерть да лавочка близка» («Я живу на важных огородах», 1935) ~ «Смерть от своих за камнем притаилась, / И сзади — тоже смерть, но от чужих» («Приговоренные к жизни», 1973). Здесь еще можно отметить общность мотива между «Нашедшим подкову» (1923) и черновиком «Охоты на волков (1968): «Время срезает меня, как монету» ~ «Видно, третий в упор меня срежет, / Он стреляет и с правой руки…»/2; 423/.

Неудивительно, что оба поэта обладали даром предвидения.

У Мандельштама оно было связано с предстоящими репрессиями: «Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных / Я убежал к нереидам на Черное море» («С миром державным я был лишь ребячески связан…», 1931), «Чую без страха, что будет, и будет — гроза» («Колют ресницы. В груди прикипела слеза», 1931), «.. И в лазури почуяли мы / Ассирийские крылья стрекоз, / Переборы коленчатой тьмы. / И военной грозой потемнел / Нижний слой помраченных небес…» («Ветер нам утешенье принес…», 1922). А у Высоцкого — с предстоящим арестом или пытками: «Чую — разглядят, и под арест» («Таможенный досмотр», 1974 — 1975; АР-4-206), «А он всё бьет

— здоровый черт! / Я чую — быть беде» («Сентиментальный боксер»¹-³⁸), «Но я чую взглядов серию / На сонную мою артерию» («Мои похорона», 1971), «Чуял волчие ямы подушками лап» («Конец охоты на волков», 1977 — 1978).

В августе 1932 года Мандельштам написал: «…меня еще вербуют / Для новых чум, для семилетних боен» («К немецкой речи»), — фактически предсказав приход Гитлера к власти в 1933 году («коричневая чума») и Вторую мировую войну, которая продлится около семи лет.

Когда же тот пришел к власти, Мандельштам сказал Семену Пипкину: «Этот Гитлер, которого немцы на днях избрали рейхсканцлером, будет продолжателем дела наших вождей. Он пошел от них, он станет ими»[3043]^[3044]. А после возвращения из Воронежской ссылки в 1937 году, полистав свежие газеты, Мандельштам сказал своей жене: «Кончится тем, что мы заключим союз с Гитлером, а потом все будет, как в “Солдате”…»[3045]^[3046], - имея в виду свое стихотворение «Стихи о неизвестном солдате» (1937): «Миллионы убитых задешево / Протоптали тропу в пустоте». В августе 1939 года Советский Союз действительно заключил с Германией договор о ненападении и заодно о совместном разделе Европы. Чем это кончилось — хорошо известно.

Поэтому закономерно, что в «Стихах о неизвестном солдате» Мандельштам назвал себя «пророком смертей»: «Миллионы убитых подошвами / Шелестят по сетчатке моей. / Доброй ночи! Всего им хорошего! / Это зренье пророка смертей».

Высоцкий родился менее чем за год до гибели Мандельштама в лагере и, таким образом, частично застал сталинское время. Однако песни он начал писать уже после смерти Сталина, то есть в более «вегетарианское» время. Потому и пророчества, которые он делал, были не столь глобальными. Так, например, в 1966 году он сочинил песню про китайских хунвейбинов «Возле города Пекина…»: «Изрубили эти детки / Очень многих на котлетки». А вскоре события стали развиваться в точности, как в песне: «По прибытии в Москву ты созвал приятелей и гордо заявил им: “Я — прорицатель!”. И пропел друзьям “китайский цикл” на радость всем..»1*1.

А в 1965 году появились строки: «Не пройдет и полгода — и я появлюсь, / Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода» («Корабли постоят…»). Так и случилось

— даты рождения и смерти Владимира Высоцкого разделяют ровно полгода: 25 января

— 25 июля.

В 1967 году Высоцкий вывел себя в образе вещей Кассандры, которая предрекает гибель советскому государству: «Кричала: “Ясно вижу Трою павшей в прах!”». Причем здесь наблюдается важная перекличка с черновиками «Стансов» (1935): «Моя страна со мною говорила <…> И возмужавшего меня, как очевидца <…> Адмиралтейским лучиком сожгла» (с. 493) ~ «Но ясновидцев, впрочем как и очевидцев, / Во все века сжигали люди на кострах».

В 1976-м Высоцкий также выступит в образе пророка: «Я вам расскажу про то, что будет. / Вам такие приоткрою дали!..». А еще через четыре года, в мае 1980-го, он точно предскажет свою смерть: «Уйду я в это лето / В малиновом плаще».

Более того, по словам актера Георгия Епифанцева (июнь 1986), «он уже за 2 года говорил, что он умрет. Потом за год говорил, что через год умрет. За два месяца говорил, что через 2 месяца умрет. За месяц — что через месяц. И даже сказал, что сегодня ночью»[3047].

Оба поэта боялись одиночества.

Ирина Одоевцева: «…я все же удивлялась многому в Мандельштаме, например, его нежеланию хоть на какой-нибудь час остаться одному. Одиночества он не переносил»[3048].

Геннадий Полока: «Высоцкий постоянно нуждался в человеческом общении. Одиночества он не выносил»[3049].