Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Если предположить, что в образе главного героя поэт вывел самого себя, то становится понятным, почему Высоцкий исполнил «Пародию на плохой детектив»

вместе с «Концом охоты на волков» для участников подпольного альманаха «Метрополь» (1978), в котором были напечатаны его стихи. Дело в том, что все участники альманаха ощущали себя «контрами» по отношению к советскому режиму, поскольку находились на «нелегальном» положении: «В тот вечер настроение у всех было неважное: бонзы Союза писателей по приказу, конечно, соответствующих органов закручивали гайки всё туже, да еще и гнусные сплетни распускали.

Вдруг вошел Высоцкий с гитарой и устроил нам маленький концерт. Мы все вдруг ожили, ощутив себя как бы в лучах звезды. Да он и был ведь суперзвездой, и от него в лучшие его творческие часы шел мощный заряд животворной праны. Он пел тогда и “Волков”, и “Баньку”, и “Купола в России кроют чистым золотом”, и “Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью”… и все метропольцы тут же расшевелились, и загудели»[622]^[623].

Как вспоминает поэтесса Ирина Басова, знакомая прозаика Фридриха Горен-штейна — одного из участников альманаха: «В заснеженной Москве, с авторским экземпляром “Метрополя” под мышкой, мы чувствовали себя героями, изгоями, заговорщиками..»399.

Об этом же говорит и один из создателей альманаха Виктор Ерофеев: «Мы пытались в 79-м году воевать с какими-то конкретными советскими привилегиями, иногда советскими способами, но именно эта война советскими способами была чистый заговор. Я хорошо помню, у нас была прекрасная компания, я помню, что Виктор [Тростников], кстати, был замечен тем, что он делал фотографии <…> Я помню, какие прекрасные ты делал фотографии, они по жизни растерялись. Я помню, ты сделал фотографию, где мы с Володей Высоцким стоим, разговариваем, и Аксенов тоже. Стоим, говорим о том, как продержаться, как выстоять. И, конечно, этот заговор был успешный. <…> Надо сказать, что когда Зимянин[624]^[625][626] вызвал моего отца к себе на разговор, он сказал: “Ты представляешь себе, что это начало новой Чехословакии?”»401.

Более того, по признанию самого Владимира Семеновича, песня «Конец охоты на волков» была написана им как реакция на разгром властями «Метрополя» (соответственно, волки — это «метропольцы», а стрелки и свора псов — представители власти и их верные слуги, как в песне А. Галича «Я выбираю свободу», 1970: «Вострят, словно финки, перья, / Спускают с цепи собак»). Подробными воспоминаниями на эту тему поделился собственный корреспондент итальянского телевидения в Москве Борис Александров Розин да Моска, работавший в те годы представителем Московского представительства RAI — Radiotelevisione Italiana — и снимавший Высоцкого на видео в 1979 году: «Во время наших съемок пишет вторую часть “Охоты на волков” — “Конец охоты”. Рассказывает: “Первую написал в Сибири, в тайге, ночью 68-го года, пока подвыпивший и уставший от съемок ‘Хозяина тайги’ Золотухин спал, а я мучился давно придуманной строчкой ‘Идет охота на волков, идет охота…’. А вот вторую — после разгрома альманаха ‘Метрополь’ в 78-ом. Как раз в те дни шел в Союзе писателей явно спровоцированный сверху и по советскому обыкновению непристойный скандал с этим полудиссидентским сборником. Песня — комментарий к событию’^².

Мы приезжаем к нему домой снимать очередной эпизод, а он с порога: “Ребята, я ночью кое-что новое написал, хотите — спою?” — Слушаем. Сдержанно хвалим. Честно, музыка не нравится — невыразительная, текст же — как всегда — изумительный. Я говорю: “Знаешь, в первой ‘Охоте’ музыка лучше”. — Он добродушно не соглашается: “Что ты, эта на голову выше, просто к той ты привык”»[627]^[628][629].

Интересен еще один фрагмент из воспоминаний Виктора Ерофеева: «Составляли “МетрОполь” в однокомнатной квартире на Красноармейской, принадлежавшей уже покойной тогда Евгении Семеновне Гинзбург, автору “Крутого маршрута”. Есть символика в выборе места.

Звонил в дверь Высоцкий, на вопрос “Кто там?” отзывался: “Здесь делают фальшивые деньгиТЛЛ. Мы хохотали, понимая, что получим за свое дело по зубам, но что те, наверху, совсем озвереют, и в сравнении с нами, “литературными власовцами”, настоящие фальшивомонетчики будут для них социально близкими, почти родными, не предполагали»^⁵.

Эта ситуация буквально предвосхищена в «Пародии на плохой детектив», где о главном герое сказано: «Враг подумал — враг был дока — написал фиктивный чек».

Вообще же образ подпольщика как вариация маски пролетария встречается в «Гербарии», «Песне автозавистника» и других произведениях.