Кроме того, герой «Пародии» назван
Этот издевательский эпитет вызывал сильнейшую ненависть как у властей, так и у всего «культурного» официоза. Режиссер Одесской киностудии Валентин Козач-ков рассказал (2003) примечательную историю: «…познакомил меня с Высоцким Сева Абдулов. Когда это было, не знаю. Году в 65-м. Но самое интересное, что я как раз снимал дипломную работу. Автором у меня был Евгений Долматовский, знаменитый поэт-песенник, а композитором — Соловьев-Седой Василий Павлович. Гиганты! И были записи Высоцкого на катушечных магнитофонах, других тогда не было. И я дал послушать Долматовскому и Соловьеву-Седому. Ну, два мэтра, понимаешь?! Я говорю: “Послушайте”. Долматовский: “Что ты! Это же херня. Этот… что он пишет?! ‘Совейскому народу’. Б… За одно это надо сажать”. Ладно. Дня через три Соловьев-Седой говорит: “Принеси мне эти кассеты, я хочу послушать”. Приношу в “Красную” — гостиницу. Слушает. Заходит Долматовский: “Что? Эту херню слушаешь?”. Соловьев-Седой говорит: “Женька, ты ни хрена не понимаешь. И твой ‘Огонек’ забудут все. А вот это останется очень надолго! Вот это будущее, понимаешь. Вот это вот скоро загремит”. Это говорил один из самых ведущих, знаменитых композиторов-песенников Василий Павлович Соловьев-Седой. Долматовский еще раз послушал: “Да. Да. Понимаешь. Да. Но до чего же это ‘совейский народ’ — это издевательство. Но до чего же здорово, до чего же социально!”. Это было в Одессе. Такая вот история»[637]
[638][639].Впрочем, даже такая позитивная оценка не помешает Соловьеву-Седому активно включиться в кампанию травли Высоцкого в печати.414 Да и тот же Долматовский в конце 1960-х на заседании худсовета фирмы «Мелодия» публично выступил против его песен: «Любовь к Высоцкому — неприятие Советской власти. Нельзя заблуждаться: в его руках не гитара, а нечто страшное. И его мини-пластинка — бомба, подложенная под нас с вами. И если мы не станем минерами, через двадцать лет наши песни окажутся на помойке. И не только песни»415. Так оно и случилось.
Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,
Наш родной Центральный рынок стал похож на грязный склад, Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой, И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
В черновиках есть даже такой вариант: «И везде от слова “бани” оставалась буква “б” <…> И уж вспомнить неприлично, чем казался КГБ» /1; 516/.
Герой запечатлевает советскую действительность с фотографической точностью, и реальная картина оказалось прямо противоположна той, которую власти пытались создать на словах. Причем это разоблачение очень не по душе толпе, от лица которой и даны вышеприведенные строки, и не только они: «А потом в нормальном свете представало в черном цвете /
Но работать без подручных, может, — грустно, может, — скучно, Враг подумал — враг был дока, — написал фиктивный чек, Где-то в дебрях ресторана гражданина Епифана Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.
Происходит встреча героя с виновником его будущих бед (в «Случае» подобная встреча — с директором ателье — тоже происходит в ресторане). Но надо сказать, что герой сам нарвался на нее: он первым завел знакомство с Епифаном. А в 1965 году появилась «Песня про попутчика», где герой тоже стал инициатором знакомства со своим будущим врагом: «Предложил я, как полагается: / “Может, выпить нам, познакомиться…”», — события развивались по схожему сценарию: «Помню, он подливал, поддакивал», — после чего герою «пришили дельце по статье Уголовного кодекса».