Одним из завсегдатаев в Модене был Алехандро Де Томазо, аргентинский энтузиаст, некогда в прошлом пилот, бежавший в Италию после попытки совершить патриотический подвиг (по крайней мере, такие красочные слухи о нем ходили) — взорвать дворец Хуана Перона. В Модене Де Томазо повстречал богатую американскую наследницу Изабель Хэскелл, бывшую постоянной клиенткой Ferrari и непродолжительное время воображавшую себя автогонщицей. После женитьбы на даме Де Томазо, используя ее внушительные средства, основал в Модене в 1965 году свою собственную автомобильную компанию, а потом, десятилетие спустя, прибрал к рукам ослабшую фирму Maserati. Де Томазо был лишь одним из легиона ярких персонажей, квартировавших в Real и Grand в 1950-е.
Постояльцы этих гостиниц в большинстве своем носили униформу, которую требовал от них этикет спортивного сообщества 50-х: пуловеры Lacoste, легкие широкие брюки и лоуферы Gucci; дополняли образ часы Rolex. Их модные женщины были облачены в наряды от Ricci и Gucci, два этих бренда находились в авангарде блистательной итальянской модной революции послевоенного периода. Эти амбициозные люди, задававшие тон в международной модной индустрии, просили аудиенции у барственного Феррари, который, на контрасте с ними, оставался адептом Старого мира с его старомодной непривлекательностью. Его гардероб никогда не отличался разнообразием: белая рубашка и галстук неярких цветов, подтяжки и серый, либо коричневый деловой костюм с крошечным значком в виде гарцующего жеребца на лацкане пиджака. На циферблате дорогих швейцарских хронографов, которые он носил на запястье, тоже был изображен конь. В прохладные дни он облачался в поношенное темно-красное шерстяное пальто и мятую серую фетровую шляпу. Волосы серо-стального цвета, всегда идеально подстриженные, были коротко выстрижены на висках и зачесаны назад в традиционном стиле. Единственным отступлением от образа старого моденского
Именно Энцо Феррари, словно наручниками привязанный к прошлому, но при этом подгоняемый будущим и его перспективами, в одиночку обеспечил Модене ее новообретенный статус центра гламурных автомобилей мирового уровня. Для подкрепления образа в городе существовала семья Орси, но ее члены были бизнесменами, а не подгоняемыми самолюбием визионерами. Они быстро забуксуют в гонках и уступят давлению мирских финансовых хлопот, тогда как приверженность Феррари своему делу будет всецелой, непоколебимой и абсолютной в эмоциональном плане. Временами, за обедом в ресторане «Fontana» или в кругу соратников по Клубу Бьелла — неформальному социальному объединению энтузиастов автоспорта — он будет ныть по поводу ухода на пенсию, но угрозы эти всегда будут эпизодическими и бессмысленными. Периодические озвучиваемые на публике угрозы уйти с поля боя были лишь способом заручиться еще большей спонсорской поддержкой. Те, кто был с ним близок — Тавони, Уголини, Амаротти, Гиберти — отлично знали, что его автомобильный бизнес не был для него средством достижения цели, он и
В ЦЕЛОМ ЕГО СОБСТВЕННЫЙ СТИЛЬ СИЛЬНО КОНТРАСТИРОВАЛ С АВТОМОБИЛЯМИ, КОТОРЫЕ ОН СОЗДАВАЛ. ОНИ БЫЛИ ЯРКИМИ, СТИЛЬНЫМИ, СМЕЛЫМИ, ДЕРЗКИМИ И ВЫЗЫВАЮЩИМИ; ОН БЫЛ СЕРЫМ, СКУЧНЫМ, ЖИЛ ПОЛУМОНАСТЫРСКОЙ ЖИЗНЬЮ.
Во многих отношениях Феррари был автомобильным кутюрье, но в отличие от своего предшественника Этторе Бугатти (который буквально цвел элегантностью и артистическим щегольством), или в сравнении с аналогами из модной индустрии вроде Кристиана Диора или Коко Шанель, Феррари был простым человеком с простыми вкусами. Казалось, что в автомобилях проявляется его нужда выражать себя творческим образом, что они символизируют его могучее эго, Энцо в личной жизни не был склонен к яркости и эпатажу, наоборот, являлся интровертом настолько, что порой его замкнутость достигала масштабов одержимости.