В компанию к двум итальянцам добавился очень живой, худощавый блондин Питер Коллинз, решительный и смелый англичанин, демонстрировавший за рулем английских одноместных болидов примечательный своей агрессивностью стиль пилотирования. За этот стиль Феррари его и заприметил. 25-летний Коллинз был воплощением крепкого британского школьного физвоспитания: отважный, но не лишенный представлений о чести и нравственности игрок на поле; лихой и обаятельный джентльмен за его пределами. Как и остальные члены команды, Коллинз рассчитывал выступать за Scuderia полный календарь: соревноваться не только в войнах Формулы-1, но и в многочисленных крупных состязаниях на спорткарах по всему миру, в том числе в тысячекилометровых гонках в Буэнос-Айресе и на Нюрбургринге, 12 часах Себринга во Флориде, гонке по открытым дорогам Targa Florio, Mille Miglia и, разумеется, 24 часах Ле-Мана. Сегодня пилоты специализируются в основном на каком-то одном типе гонок, но в 1950-е ведущие гонщики с одинаковым мастерством управлялись как с тяжелыми, полновесными спорткарами на извилистых общественных дорогах, так и с легкими, гибкими одноместными болидами на закрытых гоночных трассах. Они были настоящими «универсалами» в классическом английском понимании этого спортивного термина.
Также в состав участников команды в крупных гонках на спорткарах добавился бельгиец Оливье Жандебьен, бывший герой Сопротивления и наездник-ас, поразивший Феррари своим великолепным пилотированием на Mille Miglia 1955 года, где он занял седьмое место на принадлежавшем ему лично «300SL». Этот патриций не был таким наивным, как его молодые и рьяные коллеги, и никогда не вникал в интриги, раздиравшие Scuderia. Быть может, дело было в том, что он принял признание Феррари, озвученное им как-то раз за обедом с гонщиком, слишком близко к сердцу. Рассуждая о причудах итальянского характера, Феррари задумчиво сказал Жандебьену: «Мы, итальянцы, все хитрые комедианты».
Другим членом команды спорткаров, не улавливавшим юмора ситуации в Scuderia, был 29-летний калифорниец Фил Хилл. Он прибыл в Маранелло преисполненным романтизма в отношении к европейскому автоспорту. Он был наделен громадным талантом и аппетитом к итальянской культуре, проявлявшимся в его увлечении оперой и стариной, но стремление угождать стало его ахиллесовой пятой. Феррари отметил для себя эту его слабость и затеял с ранимым и темпераментным гонщиком постыдную игру в кнут и пряник, не прекращавшуюся даже после того, как Хилл принес заводу чемпионский титул. Хилл хорошо выступил в злополучной гонке в Ле-Мане в 1955-м и с санкции всегда лояльного Кинетти был введен в священные пределы Маранелло. Но какими бы ни были его очевидные таланты и навыки, ему пришлось дозревать в роли запасного пилота почти три года.
Ровно противоположная судьба ждала яркого и заметного испанца, ставшего известным миру — пусть и на короткое время — под именем граф Альфонсо де Портаго. Этот 28-летний дворянин был первым панком-аристократом. Сын бывшей ирландской медсестры «Фон» Портаго по случайности родился, как говорили многие, на пять веков позже, чем должен был. Он был настоящим авантюристом по своей природе, любовником и распутником, какие всегда нравились Феррари. Портаго был беспощадным, безрассудным пилотом, пролетавшим круги по трассе на голых нервах. Он тщательно следил за своим внешним видом: предпочитал кожаные куртки, носил длинные волосы и щетину, а пах обычно луком и чесноком. Хотя Портаго был женат на богатой американке, у него было несколько громких романов в Европе, в том числе с моделью международного уровня Дориан Ли и актрисой Линдой Кристиан. Добившийся успехов в поло, бобслее и беге — как с препятствиями, так и за противоположным полом — Портаго увлекся автогонками главным образом из-за их очевидной и откровенной опасности. В аварии в Сильверстоуне в 1954-м он сломал ногу, пытаясь сразить всех показной смелостью своего пилотирования, и тем самым сумел заинтриговать Феррари. Бегло говоривший на четырех языках и имевший в жилах достаточно королевской крови, чтобы считать себя потенциальным наследником испанского трона на случай отречения короля или свержения Франсиско Франко, он с самого начала стал любимчиком Феррари. В Портаго Энцо завораживал его стиль