Энцо Феррари. Биография

На момент повышения Форгьери было всего 26, но его связь с предприятием Феррари корнями уходила во времена его детства, прошедшего в Модене. Его отец, Реклю (французское имя он получил из-за того, что дед Мауро был эдаким социалистом-диссидентом, растившим семью на Лазурном Берегу), был модельщиком, работавшим с Феррари в старой Scuderia в конце 1930-х, когда еще только создавались «Alfa Romeo 158». Теперь он вновь вернулся на завод и порекомендовал Энцо нанять своего сына, в 1960 году окончившего Университет Болоньи и получившего ученую степень в инженерном деле. Изначально Мауро Форгьери планировал эмигрировать в Калифорнию и делать карьеру в авиастроительной индустрии, но зов «Коммендаторе» убедил его остаться дома. Умному, своевольному и полному энергии молодому Форгьери было суждено оказывать влияние на положение дел в Ferrari практически с самого первого дня своего появления в Маранелло.

С продвижением Форгьери и наймом нового менеджера команды в лице состоятельного и упрямого Эудженио Драгони, чьим бизнесом было производство парфюмерии в Милане, Феррари смог перегруппировать свои силы после так называемой революции, и притом с невероятным успехом. Но его гоночная команда вновь оказалась подкошенной потерями. Фон Трипса больше не было, а Фил Хилл был совершенно беспочвенно объявлен Энцо утратившим волю и стремление к победам. Потом ушел и Ричи Гинтер. Калифорниец, показавший свой истинный талант гонщика на нескольких этапах Гран-при, был очень проницательным и восприимчивым тест-пилотом, но, как и многие другие до него, он пал жертвой собственного энтузиазма, согласившись пилотировать в составе Ferrari в обмен на смехотворно мизерную оплату. По сути он работал на полставки, не имея официальной должности в команде Формулы-1. По условиям своего контракта Гинтер был универсальным солдатом: ему поручали самые разные задачи, но при этом не давали реально значимой роли.

На сезон 1962 года Феррари позвал его обратно. Встреча состоялась в офисе Феррари в Маранелло, в тусклой, пустынной комнате с синими стенами, имевшей внешние атрибуты псевдосвятого места. Она в буквальном смысле была пустой, в ней находился только маленький конференц-стол и большая фотография улыбающегося Дино, глядевшего на Ingegnere с громадной и совершенно голой столешницы. Под портретом умершего сына стояла ваза, наполненная свежими цветами. В такой странной и несколько жутковатой обстановке Феррари имел внушительное психологическое преимущество над собеседником. Он протянул контракт пришедшему Гинтеру. Он был практически тем же самым, какой был предложен гонщику годом ранее. Гинтер проглядел его, а потом отказался подписать. «Подпиши или больше никогда не будешь выступать в Формуле-1», — мрачно сказал Феррари. Гинтер смял бумагу и бросил ее на колени Феррари.

Феррари ничего не ответил, но позвонил в звонок, вызвав одного из своих ассистентов. «Возьмите ключ от машины сеньора Гинтера и проверьте багажник — удостоверьтесь, что домкрат все еще там», — сказал он властно. Вот так весьма неизящно завершилась короткая, но яркая карьера Ричи Гинтера в Маранелло — хотя в Формуле-1 он продолжал выступления на протяжении еще четырех лет.

И вновь настало время перегруппировать команду гонщиков Формулы-1 — этих темпераментных, требовательных эгоманьяков, игравших важнейшую роль в успехах всего предприятия.

ВНЕ ВСЯКИХ СОМНЕНИЙ, ЕСЛИ БЫ ФЕРРАРИ МОГ НАЙТИ СПОСОБ ЗАСТАВИТЬ РЯДОВЫХ БЕЗЛИКИХ КРЕСТЬЯН ПИЛОТИРОВАТЬ ЕГО АВТОМОБИЛИ, ОН БЫ ТАК И ПОСТУПИЛ И ТЕМ САМЫМ ИЗБАВИЛ БЫ СЕБЯ ОТ БЕСКОНЕЧНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ, УМАСЛИВАНИЙ И СПОРОВ С ЛЮДЬМИ, КОТОРЫХ ЗАБОТИЛИ ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ ТОЛЬКО ЛИЧНАЯ СЛАВА И УСПЕХ, А НЕ ПРЕСТИЖ МАРКИ ИЛИ СТАТУС ЧЕЛОВЕКА, СТОЯВШЕГО ЗА НЕЙ.