Фил Хилл, тем временем, двигался к омраченной трагедией победе и чемпионству, окрашенному в траурные тона. Кларку, в полном соответствии с традициями диковатого итальянского правосудия, предъявили обвинения в непредумышленном убийстве. Как Феррари и Аскари до него, его сделали козлом отпущения, переложив на Джима вину, лежавшую на совести недобросовестных организаторов гонки, которые позволили невинным гражданам наблюдать за происходящим с абсолютно незащищенных мест у обочины трассы. Если кому-то и следовало предъявить обвинения в уголовных преступлениях, так это официальным лицам, устраивавшим гонку, но все понимали, что вся эта история — очередная профанация. Как и в предыдущих случаях, с Кларка сняли все обвинения после того, как прошло достаточно времени и нелепых судебных прений.
И вновь пресса завыла во весь голос, как и Ватикан. Феррари бежал от их внимания, симулируя невероятное огорчение в связи с гибелью своего пилота. Согласно легенде, фон Трипс нравился Феррари больше, чем Хилл, и, вероятно, так оно и было, но его симпатии к ним различались в лучшем случае на несколько градусов. На самом же деле ему почти не было никакого дела до судеб мужчин, пилотировавших его машины. Вот пример. Вскоре после того, как бедолагу фон Трипса предали земле в фамильном замке его семьи (гроб к могиле везла отчаянно перегревавшаяся «Ferrari GT»), Феррари признался священнику, с которым состоял в тесных дружеских отношениях: «Думаю, я неплохо изобразил печаль по умершему фон Трипсу».
Сезон, начало которого сулило Феррари такие светлые перспективы, теперь подводил его к очередной черной полосе в жизни. Именно в этот период случился пресловутый «дворцовый переворот», внутренний раскол, выведший из игры не меньше восьми ключевых игроков компании, в том числе менеджера гоночной команды Ромоло Тавони, главного дизайнера Карло Кити, волшебника по части финансов Эрмано Делла Касу, плюс нескольких других персонажей вроде Федерико Гиберти и Джотто Бидзаррини. Точные причины разлада остаются неясными, несмотря на ряд публичных заявлений протагонистов. Принято считать, что вмешательство Лауры в работу гоночного предприятия стало одной из причин разногласий, но это кажется некоторым упрощением —
Вероятно, что это случившееся было итогом банальной борьбы за контроль над компанией, стремительно расширявшейся в размере и приобретавшей все большее влияние. В то время численность работников завода приближалась к цифре в 500 человек. В 1961 году «Ferrari» было собрано ни много ни мало 441 легковая машина плюс с десяток или около того болидов для Формулы-1 и Формулы-2, а также несколько спорткаров для крупных соревнований на выносливость и заездов в горы. Феррари сам по себе был трудоголиком, он не брал выходные, не отдыхал по праздникам (окружающие вспоминали, что он работал и в пасхальное воскресенье, и на Рождество) и оказывал чрезвычайное давление на старших сотрудников своей компании, требуя от них соблюдения такого же режима.
Когда дело касалось фабрики, мегаломания Энцо Феррари не знала пределов. Он с ревностью относился ко всему и ко всем, кто мог быть препятствием для его могущества или претендовал на то, чтобы занять его место в центре всеобщего внимания. Он был предан людям вроде Бацци и Рокки, тихим лоялистам, довольным своим положением в тени великого человека. Но люди, бывшие на виду у всех, вроде Тавони или Кити, а также все пилоты конюшни — это было совсем другое дело. Они имели склонность распылять его имидж и уводить внимание публики от его персоны и его машин. Однако Феррари все равно нуждался в блестящих менеджерах и талантливых дизайнерах, в отважных мужчинах, способных расширить влияние и укрепить репутацию, как его самого, так и всего предприятия в целом. Следовательно, любой, кто становился слишком успешным, превращался в угрозу, а значит, его незамедлительно следовало пускать в расход. Феррари не был готов делить с кем-либо всеобщее внимание, а потому начиная с 1961 года решил осветить свою персону, добавив ей блеска, посредством публикации разных неофициальных мемуаров.