Коломбо вскоре убрали из гоночного департамента. Форгьери вернули из чистилища, возвратив ему прежнюю должность. Он намеревался работать нон-стоп, в том маниакальном темпе, который мог выдержать только он сам, и все ради того, чтобы модифицировать и улучшить «312-е» — теперь в вариации «B3». В команде готовились и другие изменения. Shell Oil, голландский нефтяной гигант, поддерживавший Ferrari с самых первых дней существования Scuderia, прекратил оказывать ей свою поддержку. Никакой неудовлетворенности от сотрудничества с Ferrari у компании не было — дело было в недовольстве деловым климатом Италии в целом. Shell Italiana передала свои бизнес-интересы местному предприятию Agip. В ходе глобального переноса рынков Agip получил право спонсорства самой прославленной гоночной команды Италии. Но самые значительные изменения произошли в персонале — и не только благодаря сохранению в составе молодого и талантливого Ники Лауды, но и благодаря приходу Луки ди Монтедземоло. Аристократ-юрист и член семейства Аньелли, Лука, как его довольно скоро начали величать в автоспортивных кругах, по видимости был взят на должность тим-менеджера команды для продолжения политики Тавони, Уголини и Драгони. Но он оказался существенно более могущественным по сравнению с ними и в конечном итоге оказал гораздо более позитивное влияние на команду. В конце концов, Монтедземоло отчитывался перед вышестоящими силами. Он вел себя максимально почтительно по отношению к 74-летнему номинальному лидеру, по крайней мере на публике, однако нет никаких вопросов в том, что Лука ди Монтедземоло играл очень крупными картами и по-тихому оказывал на жизнь гоночного предприятия куда более существенное влияние, чем любой другой человек — кроме Феррари. Он играл роль стабилизирующей силы тогда, когда команда нуждалась в этом больше всего.
Но краеугольным камнем возрождения Ferrari стал Ники Лауда, личность которого будет зажигать огонь в сердцах людей в Маранелло так, как это не удавалось никому прежде со времен Джона Сёртиса. Лауда был первым представителем нового поколения гоночных пилотов, столкнувшихся с Энцо Феррари. Прежде «Коммендаторе» мог рассчитывать на то, что гонщики будут выступать за него из чистой любви к спорту, что будут рисковать своими жизнями ради славы, известности и удовлетворения собственного самолюбия. Они были из породы бесшабашных и дерзких любителей порисоваться, накачанных гламуром и щегольством, столь характерными для формульной сцены. Их питала та энергетика, те эмоции, что закипают внутри в тот момент, когда ты пытаешься сохранить контроль над машиной, летя на бешеной скорости по самому краю над пропастью. Но теперь в автоспорт приходил новый тип людей. Их прототипом был Джеки Стюарт, шотландец с аналитическим складом ума, тщательно взвешивавший риски и выгоды и соответствующим образом пилотировавший болид. Стоит вспомнить, что Феррари обхаживал Стюарта в 1968-м, но тот отверг его авансы, отказавшись от внешних атрибутов в виде традиций и романтики ради более качественного, как он считал, автомобиля, способного привести его к чемпионскому титулу. Лауда был настроен похожим образом. И хотя его едва ли можно было назвать бедным (начнем с того, что очень мало бедняков вообще пробивалось в Формулу-1 потому, что они попросту не могли себе позволить заниматься этим спортом), Лауда был профессионалом до мозга костей. Его интересом были деньги, он был человеком, способным с хладнокровной решимостью гнать по трассе на пределе своих возможностей, но только тогда, когда все детали были улажены, все контракты подписаны, а все чеки должным образом депонированы. Как и Стюарт, он был предан автоспорту и не менее мужественен, чем любой другой гонщик, когда-либо влезавший в тесный кокпит одноместного болида, но в этом уравнении была еще одна переменная. Ники Лауда не собирался рисковать своей жизнью ради химеры, и уж тем более ради удовлетворения самолюбия старой иконы автоспорта, спрятавшейся в пыльном городке на севере Италии.