Эоган О'Салливан

   Микки О'Брайен, придумавший эту затею, осознал всю глубину своего провала и смиренно спросил:

   - Как ты догадался?

   - Очень просто, - сказал Эоган. - Во-первых, третьего дня ночью, когда я влез к ней в окно спальни и имел с ней нежный разговор, мне не показалось, что она ко мне благосклонна. Во-вторых, моя спина до сих пор помнит порку, которую мне задал их привратник, выволакивая меня за ухо из этой святая святых. А в-третьих, хотя я и не сомневаюсь, что она рано или поздно безумно меня полюбит, не думаю, что она выучит ирландский ради того, чтобы сказать мне это.

   Пристыженные друзья молча разошлись, поняв, что Эогана им не переплюнуть.

   * * *

   В день, когда Эогану исполнилось четырнадцать лет, Мак Кенна поманил его за стену сарая и сказал без преувеличений следующее, поглядывая в заманчивые лиловые дали и прочищая себе ухо щепкой:

   - Вот что, Эоган, - сказал Мак Кенна, не особо заботясь о подборе слов. - Я вроде уже научил тебя всему. По-моему, так ты даже знаешь много лишнего. И вообще, ты мне до смерти надоел. Держи, - и он сунул ему свёрток неразборчивых манускриптов. - Я ухожу.

   На полтропинки по пути к большой дороге Мак Кенна что-то вспомнил и вернулся.

   - Да, вот ещё что, - сказал он, проникновенно глядя Эогану в глаза. - Если тебя будут бить в челюсть слева, делай так, - он показал приём и после этого ушёл окончательно и больше не оборачивался.

   С той самой поры Эоган больше не встречал Мак Кенну, и только свежий ветер из-за моря иной раз напоминал ему о нём.

   * * *

   Классическая академия в Фахе не смогла ни приглушить талант Эогана, ни заткнуть ему рот, разевать который он научился у Мак Кенны.

   Фаха, деревня из двух десятков разбросанных ферм, ещё принадлежала клану Мак Карти, когда все земли вокруг давно уже заселили какие-то выскочки. Принадлежа Мак Карти, Фаха не облагалась налогом и оттого могла бросить кое-какие деньги на содержание академии. Преподавали там всё те же бродячие учёные, которые охотно стекались на огонёк и, засучив рукава, закладывали в юные умы премудрость добротными средневековыми методами. Эоган, правда, иной раз спасал свою шкуру тем, что, опоздав безбожно на урок, застывал в дверях и, кинув отчаянный взгляд по сторонам, выдавал поэму о том, в какую небывалую рань он вышел сегодня из дому, изнывая от жажды знаний, и какими терниями был усеян его путь, по сравнению с которым плаванье аргонавтов - просто приключение детского кораблика в луже. И зная, что Эоган ещё со школьной скамьи прослыл недюжинным сочинителем, мы можем только догадываться, насколько часто ему приходилось это проделывать.

   По обе стороны реки жители увлекались поэзией, причём восточный и западный берега реки соревновались между собой в стихосложении, а уж послать соседу записку ямбическим триметром считалось просто хорошим тоном. Эоган принадлежал восточному берегу, так как речушка О'Кря протекала к западу от Минтогс - места его рождения, и отстаивал честь восточного берега в стихах, танцах и хоккее на траве с жаром, свойственным его натуре. В роду О'Рахилли, О'Салливанов и О'Сканнелов каждый второй писал стихи, и каждый третий - очень недурные. Лучшие вещи, если им удалось благополучно проскочить придирчивое и ехидное обсуждение, торжественно записывались в огромную амбарную книгу. В книгу мало что попадало, книга заполнялась медленно и лежала на почётном месте. Зимой все собирались и смотрели, что добавилось в книгу за лето.

   В те времена классическое образование открывало перед ирландским школяром широчайшие перспективы: получив его, человек откладывал в сторонку Гомера с Овидием, не теряя времени хорошенько затачивал свою лопату и отправлялся рыть торф за шесть пенсов в день на старые деньги, и широкие перспективы открывались перед ним всякий раз, когда он взбирался в пути на гребень очередного холма.

   Учёные мужи говорят, что родись Эоган в другое время, не омрачённое английским законодательством, уж он дал бы всем пороху, он написал бы и то, и это, и до икоты удивил бы весь мыслящий мир. Кто спорит: будь Эоган наследным принцем, или родись он подальше от Ирландии, или будь у него чернил в чернильнице побольше, или будь у него голова покрепче, он бы намного больше всего написал. Но сырой и промозглый воздух Ирландии тоже может пойти на пользу: нигде так не били морду за плохие стихи, как в классической академии в Фахе!

   * * *

   В раннем возрасте к Рыжему Эогану пришло понимание того, какую силу имеет поэтическое слово, и в расцвете юности он уже пользовался этим напропалую.

   - Бриди, я помру, если ты не ответишь мне взаимностью, - сказал как-то Эоган, окуная палец в сметану. - Я выброшусь в окно.

   - Легко тебе выброситься в окно, Эоган, - отвечала Бриди, обтирая полотенцем кувшин. - Оно в двух ярдах от земли.

   - Я брошусь в море со стены старого форта, - поправлялся Эоган, облизывая палец. - Будь добра, налей мне сидра.

   - Вот когда бросишься, тогда и поговорим, - флегматично отвечала Бриди, размышляя, как бы турнуть с лавки этого оборванца без гроша в кармане.

   - Бриди, ты пожалеешь.

   - Ничуть, с чего это вдруг?