Однажды вечером Рыжий Эоган, вымокший до нитки, вернулся с поля на ферму, где батрачил в то время. Ввалившись в дверь и особо не глядя по сторонам, он прошёл прямиком к огню, и стал вывешивать там свои мокрые чулки. А случилось так, что в тот вечер хозяин Эогана пригласил к себе священника, который отслужил уже службу и как раз принимал исповедь у домочадцев, отпуская всем грехи в домашних условиях, как это обычно делается у ирландцев. И вышло так, что чулки свои Эоган вывесил прямо под носом у святого отца, и его же он спокойно подвинул локтем, прокладывая себе путь к очагу. "А ну-ка кыш, кыш отсюда! - задохнулся святой отец. - Куда лезешь, убогий? Пойди-ка присядь там пока на торфе, горе луковое!" Эоган неохотно перешёл на сложенную в углу груду торфа на растопку, устроился на ней не спеша и невзначай заметил:
Меня не слишком тяготит убогий внешний вид,
А без причин надменный тон, как всякому, претит.
И если Сыном Божьим я, как Церковью, любим,
Я предпочту пересидеть на торфе встречу с ним.
Неверен взгляд, что денег склад приблизит вас к Христу:
Что в этой жизни ни скопи, всё это будет зря;
Был Лазарь точно так же мил Небесному Царю,
Как Александр, что покорил все земли и моря.
Все выслушали это в редкостном молчании, и, когда Эоган умолк, обескураженный священник спросил: "Как тебя зовут, сын мой?" "Вообще-то моё имя Эоган О'Салливан, - отвечал тот, - но иные из этих простых парней, не отягощённых образованием, зовут меня Рыжим Эоганом". "Ах ты, бедолага! - сказал священник, приметив наконец, что с Рыжего Эогана течёт ручьями вода и что он будто бы даже посинел. - Ну, Бог с тобой, иди к огню, погрейся".
У Эогана было доброе сердце, и если кому нужно было помочь, он никогда не заставлял просить себя дважды.
Кудрявая Сорха жила по соседству с той фермой, куда Рыжий Эоган нанялся подёнщиком. Однажды Эоган между делом обнаружил, подняв голову от притупившейся косы, что у Сорхи, видно, несчастье, раз она сидела на крыше и не хотела слезать оттуда, и всхлипывала, и шмыгала носом. Она и лестницу на крышу убрала, чтобы никто её там не побеспокоил, а всё же Эоган подпрыгнул, и подтянулся на руках, и в одну минуту оказался на крыше безо всякой лестницы. С гребня крыши открывались далёкие виды.
- Святая Тереза, что же делать! - убивалась Сорха.
- А что такое? - спросил Эоган, усаживаясь рядом на коньке крыши, поправляя ей сбившийся передник и расстёгивая пару крючков, чтобы ей было легче дышать.
- Отец ни за что не отдаст меня за Ларри Белоручку. Вбил себе в голову, что ему нужен зять, каких и на свете-то не бывает! А Ларри - совсем простой парень, куда ему сравняться с такими требованиями!
- Сорха, сердце моё, доверься мне, - чего твой папаша хочет? - добивался Эоган, вытирая ей слезу подолом своей рубахи.
- Спятил старик, - всхлипнула Сорха. - Хочет, чтобы его зять, уж не знаю только, где такой отыщется, говорил по-английски!
- Фью-ю-ю! - присвистнул Эоган. - Вот это незадача! А Ларри - парень простой, говоришь?
- Простой, но честный, - завывала Сорха, прислонясь к Эогану. - Отродясь у нас в семье никто не говорил на саксонском этом английском, прости Господи, и век бы без него прожили, - так нет, отцу как вожжа под хвост попала! "Сам, - твердит, - не знаю, так пусть хоть мои внуки говорят, как люди, а не на гнусном ирландском, которого в приличных домах и не слыхивали!"
- Я понял, - сказал Эоган. - Я навещу завтра старого Шемаса. Что мне перепадёт, если я устрою так, что папаша примет Ларри с распростёртыми объятьями?
- Поцелуй, - сказала Сорха, смекнув, что намерения Эогана простираются именно в эту сторону. - Хороший, добросовестный поцелуй минут на пять, - пояснила она, всмотревшись в выражение лица Эогана, больше всего напоминавшее кислую мину.
- A chuisle mo chroí[3], - быстро сказал Эоган, - ночь в твоей спальне, и ни пенсом меньше, или всякий сочтёт меня в этом деле бескорыстным болваном и вообще идиотом, это разнесут по всему Керри, Корку и графству Клэр, и кончится тем, что я прославлюсь как недоумок в самом Дублине.
- Что ты имеешь в виду под ночью в моей спальне? - осерчала было Сорха.
- Не то, что ты думаешь, a chailín ó[4], - отвечал Эоган.
- Нелегко нынче найти надёжного человека в зятья, - закинул сети Эоган. Старый Шемас с жаром подхватил эту мысль, Эоган же, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, помалкивал до той поры, покуда не прозвучало ясно и отчётливо слово "Béarla", которым ирландцы называют английский язык. Тогда он приоткрыл один глаз.
- Есть у меня на примете один паренёк, - лениво отозвался он. - Такого английского, как у него, ты отродясь не слыхивал. Я ручаюсь, что такого английского нету и в самом Лондоне. Да что в Лондоне! Провались я на этом месте, самому королю Георгу не снился такой английский!
Медленно и осторожно, со множеством обходных манёвров, как всегда и ведётся в Керри серьёзный разговор, Шемас дал понять, что он бы не прочь познакомиться с этим восьмым чудом света.
- Хорошо, - сказал Эоган. - За тобой угощение, за мной - присутствие на нём Ларри О'Донована.