Читаем Эоловы арфы полностью

— Да, да, есть такой закон, — с печалью в голосе, прикрывавшей досаду, согласился Гейгер. — Но не об этом я хочу с вами говорить — не о ружьях, не о патронах… Вы же видите, что после страшных дней безумств и кровопролитий повсеместно наступает умиротворение.

— Да, контрреволюция воспряла. Позавчера она победила в Париже, вчера — в Милане, завтра и послезавтра она может предпринять решительный штурм в Вене и Берлине. Мы это понимаем.

— Господин Энгельс! Торжествуют законный порядок и справедливость, Кругом разительные перемены!

— Между прочим, разительная перемена в вашей личной судьбе находится в одном ряду со всеми остальными разительными переменами, так восхищающими вас.

— О чем это вы? — едва совладал со своим подвижным лицом, чуть было не сорвался с принятого любезного тона Гейгер, сразу поняв, на что намекает собеседник.

— Разумеется, о назначении вас исполняющим обязанности полицей-директора.

Гейгер проглотил и эту дерзость: «Ну что ж, пусть, пусть пока порезвится». Он даже два раза хохотнул и довольно неплохо нашелся:

— Но ведь и вы, господин Энгельс, в данное время исполняющий обязанности. Разве не так? Разве не вас оставил вместо себя шеф-редактор Маркс, находящийся ныне, как сообщают газеты, в Бене?

Энгельс ощутил почти физическую брезгливость при мысли, что между ним и Гейгером может быть нечто общее.

— Вот я и хочу, — с шутливой улыбкой на губах и с серьезным выражением во взгляде продолжал Гейгер, — поговорить с вами как исполняющий с исполняющим…

— Совпадение невелико.

— И все же!

— А из бесчисленных баррикад, которые разделяют нас, обращу ваше внимание хотя бы на одну. Вы, разумеется, мечтаете избавиться от слов «исполняющий обязанности» и стать просто полицей-директором?

— Плох тот солдат, который…

— Конечно, конечно. Но вот я стать главным редактором «Новой Рейнской газеты» не желаю.

— Но почему? Это неестественно! Ваши блестящие способности, редкая образованность…

— По той простой причине, что лучшего редактора, чем доктор Маркс, невозможно себе представить. Ему «Новая Рейнская» в первую очередь обязана тем, что стала самой известной и авторитетной немецкой газетой.

— Да, по всей Германии вас перепечатывают, на вас ссылаются.

— И не только в Германии, господин Гейгер.

— Не только, не только… И тираж у вас…

— Вы можете назвать еще хотя бы пять немецких газет с таким тиражом?

— Пожалуй, только в Берлине… две-три.

— Но они существуют десятилетия, а мы — четвертый месяц. Они получают субсидии и всяческую иную поддержку правительства, а нам мешают всеми возможными способами, нас ежедневно преследуют.

— Полно, господин Энгельс, кто вам мешает, кто преследует! Да вы никого на свете не боитесь и печатаете бог знает что! Как говорит один персонаж напечатанных у вас стихов, — Гейгер быстро нашел в пачке газет нужный экземпляр «Новой Рейнской», развернул его и прочитал сатирические стихи Георга Веерта:

Редакторы этой газеты дряннойЧертей опасная свора:Совсем не боятся ни бога они,Ни Цвейфеля-прокурора!

— Да, господин Гейгер, — охотно подтвердил Энгельс, — что касается Цвейфеля, бога и страха, то все эти три персонажа в нашей редакции не пользуются популярностью.

«Персонажа!» — хотел было вслух возмутиться Гейгер, но вовремя вспомнил о своей роли.

— Справедливо и то, что этот герой говорит о ваших политических целях:

Как средство от всех неурядиц земныхХотят они первым деломРеспублику красную провозгласитьС имущества полным разделом…

— Не стану отрицать, республику мы провозгласили бы с величайшим удовольствием, — и тут согласился Энгельс.

— Очень любопытные строки дальше, — с игривой улыбкой продолжал Гейгер:

Возьмутся они и за женский вопрос,Тотчас отменив все браки:В союз свободный — «ad libitum»[1]Отныне вступает всякий!..Да, эти реформы новейшие в мигВсе в мире снимут запреты,Красивейших женщин, конечно, возьмутРедакторы «Рейнской газеты»…

Гейгер весело посмотрел на Энгельса и как посвященный посвященному сказал:

— Я, конечно, понимаю, это сатирический прием, гротеск. Да и к тому же, по слухам, у вашего шеф-редактора такая красивая жена, что никакая другая женщина…

— Оставим эту сторону жизни доктора Маркса вне рассмотрения, холодно прервал Энгельс.

— Хорошо, хорошо, — тотчас пошел на попятный Гейгер, хотя был весьма не прочь узнать кое-какие любопытные подробности о личной жизни шеф-редактора «Новой Рейнской газеты». — Так кто же вам мешает, господин Энгельс, кто вас преследует?

— По-вашему, следствие, начатое против нас, бесконечные вызовы в суд, обыски — это все не помеха? Вы дошли до того, что запретили доступ нашей газете даже в кёльнскую тюрьму!

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное