Эоловы арфы

— Сказать, что мы с Энгельсом друзья, значит еще ничего не сказать о подлинной сути наших отношений, — голос Маркса стал мягче и глуше. Друзей у меня было и есть много. Кугельман, Вейдемейер, Вольф, Гейне… Всех не перечислишь. А Энгельс… Как бы вам сказать?.. Без Энгельса я бы не стал Марксом, а без меня, вероятно, он не стал бы Энгельсом.

— О! — откинулся на спинку сиденья Лафарг. — Я думаю, что первое из этих утверждений невероятно преувеличено.

— Ах, как вы ничего не понимаете!.. — досадливо воскликнул Маркс. Известно ли вам, что мое имя, чем я до сих пор чрезвычайно горжусь, блистало под пером Фреда еще до того, как мы близко сошлись? Один раз это было в прозе — в статье «Успехи движения за социальное преобразование на континенте» — он назвал мое имя среди других младогегельянцев. А другой раз даже в стихах! Они были в сорок втором году опубликованы в Швейцарии.

— Уж не помните ли вы их тоже наизусть спустя четверть века? улыбнулся Лафарг.

— Конечно! И сейчас с удовольствием прочитаю вам. — Маркс встал, отошел к двери и начал декламировать:

— Тот, что всех левей, чьи брюки цвета перца
И в чьей груди насквозь проперченное сердце,
Тот длинноногий кто? То Освальд — монтапьяр!
Всегда он и везде непримирим и яр…

— Освальд — это псевдоним Фреда в ту пору, — пояснил Маркс. — А дальше речь о вашем покорном слуге:

Кто мчится вслед за ним, как ураган степной?
То Трира черный сын с неистовой душой.
Он не идет — бежит, нет, катится лавиной,
Отвагой дерзостной сверкает взор орлиный…

Маркс прервал чтение, засмеялся:

— Ну, тут, как видите, бездна всяких романтических гипербол, свойственных молодости и самому стилю, избранному двадцатидвухлетним поэтом, по есть и две глубоко правдивые, реалистические детали.

— Какие? — Лафаргу не терпелось.

— Дослушайте до конца:

А руки он простер взволнованно вперед,
Как бы желая вниз обрушить неба свод.
Сжимая кулаки, силач неутомимый
Все время мечется, как бесом одержимый!

Теперь уже засмеялись оба — и чтец и слушатель.

— Да, смешно, — сказал Маркс, садясь на свой диванчик. — Смешно и трогательно… А две правдивые мысли вот какие. Во-первых, я тогда действительно был словно одержим бесом — бесом философских исканий, бесом добывания истины.

— Этот бес не отпустил вас до сих пор. Он разве что лишь сменил философское обличье на экономическое.

— Если угодно, да, — согласился Маркс, — в соавторстве с этим бесом мы написали вот эту книгу, — он взвесил на руке том «Капитала», — и готовим еще две такие. Свод неба я не обрушил, но эти книги когда-то хорошо помогут обрушить устои буржуазного общества… Вторая же мысль ради нее-то я и обратился к юношеским стихам Фреда — состоит вот в чем: «Кто мчится вслед за ним, как ураган степной?» Вы слышите? Черный сын Трира мчится вслед за монтаньяром Освальдом…

— Я все-таки думаю, что это тоже романтическая гипербола.

— О нет! Эти слова, написанные тогда, возможно, и без особых раздумий, в общем-то оказались пророческими.

— Каким образом? — все не соглашался Лафарг.

— А таким, что у меня все приходит позже, чем у него, и я всегда следую по его стопам.

— Я бы поверил, если бы эту книгу, главный труд вашей жизни, — Лафарг подтолкнул «Капитал» ближе к Марксу, — книгу, производящую полный переворот в нашем представлении о современном обществе и его будущих судьбах, написал он, а не вы. Но, насколько я понимаю, дело обстоит не так.

— Я запрещаю вам так говорить! — Маркс поднялся. — Энгельс семнадцать лет занимается постылой ему торговлей едва ли не исключительно ради того, чтобы я мог работать над этой книгой и над другими. Кто может предвидеть, что совершил бы Фред, если бы эти семнадцать лет были для него годами свободы, а не каторги… Вы читали его «Наброски к критике политической экономии»?

— Кажется, нет… Нет еще… Времени не было, — смутился Лафарг.

— Ну вот! — Маркс удрученно опустился на свое место. — На пустомелю Прудона у вас время нашлось, а великолепную, да что там, гениальную учтите, я не бросаюсь этим словом, подобно многим людям, — гениальную работу Энгельса вам прочитать недосуг… Мы с Арнольдом Руге напечатали ее в «Немецко-французском ежегоднике» в феврале сорок четвертого года. До этого я видел Фреда лишь один раз — осенью сорок второго в Кёльне, когда он зашел ко мне — к редактору «Рейнской газеты». Первая наша встреча ведь была довольно неприязненной. Я полагал, что он целиком под влиянием Бауэров и заодно с ними. Представляете картину: человек славит меня в прозе и стихах, а я смотрю на него бука букой…