Эон. Исследования о символике самости

⁵³ Следовательно, если при анализе психических содержаний мы допускаем не только интеллектуальные, но и ценностные суждения, мы получаем более полное представление не только о самом рассматриваемом содержании, но и о той особой позиции, которую оно занимает в общей иерархии психических содержаний. Чувственная ценность – очень важный критерий, без которого психология решительно не может обойтись, ибо она в значительной степени определяет ту роль, которую будет играть данное содержание в психической экономии. Иными словами, аффективная ценность служит показателем интенсивности представления, а интенсивность, в свою очередь, выражает энергетическое напряжение этого представления, его действенный потенциал. Тень, например, обычно обладает определенно негативной чувственной ценностью, тогда как анима и анимус – более позитивной. Если тени сопутствуют более или менее четкие и поддающиеся описанию чувственные тона, то анима и анимус демонстрируют чувственные качества, определить которые гораздо труднее. В основном они ощущаются как зачаровывающие или нуминозные. Часто их окружает атмосфера чувствительности, обидчивой сдержанности, скрытности, болезненной близости и даже абсолютности. В этих качествах выражена относительная автономность фигур анимы и анимуса. В рамках аффективной иерархии они относятся к тени примерно так же, как тень относится к эго-сознанию. Основной аффективный акцент, по всей видимости, заключен в последнем; во всяком случае, оно способно, посредством существенных энергетических затрат, хотя бы временно подавить тень. Однако если по какой-то причине бессознательное берет верх, валентность тени и других фигур пропорционально возрастает, в результате чего шкала ценностей меняется на противоположную. То, что прежде находилось дальше всего от бодрствующего сознания и казалось бессознательным, отныне приобретает угрожающую форму; при этом аффективная ценность увеличивается от эго-сознания через тень и аниму к самости. Подобная инверсия сознательного состояния регулярно происходит при переходе от бодрствования ко сну; в такие моменты ярче всего проявляется то, что оставалось бессознательным в течение дня. Любое abaissement du niveau mental влечет за собой относительную инверсию ценностей.

⁵⁴ Здесь я говорю о субъективном чувственном тоне, подверженном более или менее периодическим изменениям, описанным выше. Однако существуют и объективные ценности, основанные на consensus omnium, – например, моральные, эстетические и религиозные ценности; они суть общепринятые идеалы или эмоционально окрашенные коллективные представления («représentations collectives» Леви-Брюля)[18]. Субъективные чувственные тона или «ценностные кванты» легко распознаются на основании типа и числа порождаемых ими констелляций, или симптомов возмущений[19]. Коллективные идеалы часто лишены субъективного чувственного тона, но, тем не менее, сохраняют чувственную ценность. Их ценность, следовательно, может быть обнаружена не через субъективные симптомы, а через присущие таким коллективным идеям атрибуты и их характерную символику, не говоря уже об их суггестивном эффекте.

⁵⁵ Данная проблема имеет практический аспект, поскольку вполне может случиться, что коллективная идея, хотя и значимая сама по себе, в силу отсутствия субъективных чувственных тонов представлена в сновидении лишь второстепенным атрибутом; например, божество может быть представлено неким териоморфным атрибутом и т. п. И наоборот, идея может предстать в сознании без свойственного ей аффективного акцента, а потому должна быть переведена обратно в свой архетипический контекст – задача, обычно выполняемая поэтами и пророками. Так, Гельдерлин в своем «Гимне свободе» позволяет этому понятию, потускневшему от частого употребления и злоупотребления, вернуть себе первоначальное великолепие:

С той поры, как поднят я из праха,
Как ее лобзания познал,
Чист мой взор, не знает сердце страха,
Страстью к ней мой разум воспылал.
Речь ее ловлю я чутким слухом,
Как богине поклоняюсь ей.
Слушайте! Вещает добрым духам
Мудрый глас владычицы моей…[20]

⁵⁶ Очевидно, что идея свободы здесь возвращается в свое исходное драматическое состояние – превращается в сияющую фигуру анимы, освобожденную от тяжести земли и тирании чувств, в психопомпа, указывающего путь к полям Элизиума.