Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Такая вероятность обуславливалась и другими предпочтениями баковских крестьян — прежде всего, малыми семейными ячейками. В 1834 г., по данным ревизии, средний по размеру двор в Баках состоял из 5,48 лица (всего 148 дворов, 372 лица мужского пола, 439 женского). Я привожу эту цифру только для сравнения, без учета того, что 16 из этих дворов были призраками и их мнимые обитатели были рассеяны по остальным дворам; в действительности же средний размер был 6,1. Опубликованные расчеты среднего размера двора в других деревнях тоже, по всей видимости, основаны на сведениях, включавших дворы-призраки. Как бы то ни было, 5,48 ощутимо недотягивает до среднего размера двора (среднего по обследованным деревням) — 6,8 — в середине XIX в. в центральной промышленной зоне России, в которую входила Костромская губерния; при этом данная цифра, по имеющимся сведениям, отнюдь не самая низкая[558].

Мы получим более четкое понимание дворовых параметров в Баках, отставив в сторону 34 двора из переписанных в 1834 г., где уже не было супружеских пар: средний размер среди оставшихся 114 был 6,3 жильца. Типичным был двор с одной супружеской парой (не всегда с детьми): 56 из 114. Еще 27 пар жили с вдовым родителем. Этих следует объединить с 19 дворами, содержавшими женатых отца и сына: их жизненный путь был одинаков — от супружеской пары с детьми к женатым отцу и сыну, к супружеской паре со вдовым родителем. Большинство дворов с одной супружеской парой аналогично позднее становились дворами с двумя парами и затем с парой и вдовым родителем. Остальные варианты — четыре пары женатых братьев, три двора по три женатых пары в каждом и кое-какие отдельные случаи (дедушка и бабушка с женатым внуком, например) — были исключениями. Взрослые одинокие женщины проживали в качестве сестер, дочерей, теток и племянниц во дворах, содержавших два (пара и дети) и три поколения. Все супружеские пары из малых семей до того, как отделиться, по всей вероятности, некоторое недолгое время после свадьбы жили в родительском дворе. Подавляющее большинство всех баковских крестьян, в том числе проживавшие, по состоянию на 1834–1836 гг., во дворах-последках, предпочитали либо жениться и остаться во дворе жениха, либо жениться и поселиться отдельно. Почти в точности такими же были типы дворов в 1858 г. Правилом, хотя и не совсем непреложным, являлось то, что только одна молодая пара оставалась с родителями[559].

Малым семьям было особенно трудно противостоять демографическим напастям. У баковских мужиков вероятность ранней смерти повышалась из-за работы в лесах и на реках, а также путешествий по работе и торговому делу: в 1834 г. в Баках было всего семь вдовцов, но 46 вдов, из которых четырем было меньше 30–40 лет. В 1858 г. на 19 вдовцов там было 70 вдов. Самым молодым вдовам было 19 и 28 лет, еще восьми было меньше 40, а еще тринадцати меньше 50. В 1812 г. — 9 вдовцов и 42 вдовы. Мужская смертность была так высока, что она способна была лишить взрослого мужского населения даже дворы, содержащие три поколения (в некоторых дворах не было взрослых мужчин, только два поколения вдов), но нуклеарные (малые) дворы, в независимости от того, содержали ли они взрослых незамужних сестер, племянниц, теток или нет, находились в наибольшей опасности.

Анализ дворовых структур не дает нам прямой подсказки, почему наличие взрослых незамужних женщин могло в столь значительной мере быть связано с обнищанием и гибелью дворов: в 1834 г. в аверкиевских трех высших категориях числились как малые, так и большие дворы (до 12 членов в поголовно брачащихся дворах, до девяти во дворах, где присутствовали избегавшие замужества женщины). Более того, средний размер двора в трех верхних классах был выше среди противившихся браку, чем среди поголовно брачившихся, — 7,1 против 5,8, — что говорит о том, что дворы с избегавшими брака женщинами имели в среднем такой же трудовой потенциал, что и дворы, не обремененные взрослыми незамужними женщинами. В аверкиевском четвертом классе, однако, явно видна связь между средним размером двора и нищетой: у этих бедняков в поголовно брачившихся дворах в среднем было 4,6 члена, а в избегавших брака дворах всего 4. В составе 16 остаточных дворов, не числящихся в списке Аверкиева, присутствовал только один взрослый мужчина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука