Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Примерно в то же время Щербатов осветил проблему, создаваемую нежеланием крепостных девок идти замуж, в еще одном неопубликованном трактате «Размышления о неудобствах в России дать свободу крестьянам и служителям, или сделать собственность имений»: «Все те, которые с прилежанием наблюдают добрый порядок и в своих деревнях, довольно приметили, что отцы неохотно выдают дочерей своих, держа их, яко работниц, для своего прибытку, и лишь токмо господское побуждение принуждает их оних выдавать, побуждение, клонящееся к общему благу государства. А без сего бы побуждения колико бы во всякой деревне нашлось девок и молодых вдов, не вышедших замуж, и холостых, и вдовых неженатых, а тем бы колико уменьшение народа приключилось. Дворцовые и экономические крестьяне пример ясный нам сему представляют. В них во всякой почти деревне можно сыскать множество холостых и вдовых неженатых, а девок, так же и молодых вдов, не вышедших в замужество и не исполняющих долга человечества в размножении народа»[143].

Примечательно, сколько в этом отрывке содержится заблуждений. Ревизские сказки, исповедные ведомости и подворные описи вотчин безоговорочно свидетельствуют о том, что почти повсюду в России крестьяне всех категорий практически поголовно вступали в брак без малейшего понуждения со стороны владельцев или управителей дворцовых имений. Хотя некоторые дворы действительно испытывали потребность по крайней мере временно удерживать у себя женские рабочие руки, в целом у крестьянских отцов был экономический стимул отдавать дочерей замуж. Женатые сыновья были необходимы для обеспечения продолжения существования двора и сносной старости родителям; крестьянским отцам по всей России, чтобы получить жен для своих сыновей, приходилось оплачивать кладку, размер которой колебался в соответствии с конъюнктурой рынка; получить такой же выкуп они могли, только отдавая своих дочерей замуж. Даже обнаружив, что крепостные девки в некоторых имениях, в его местности, по крайней мере, на самом деле сопротивлялись замужеству, Щербатов совершенно неверно определил корень этого зла. Леность и скопидомство, якобы присущие русскому крестьянину, не имели к этому явлению никакого отношения.

ВЛАДИМИР ОРЛОВ УЧИТСЯ ИЗВЛЕКАТЬ ВЫГОДУ ИЗ ОТНОШЕНИЯ СВОИХ КРЕПОСТНЫХ К БРАКУ

Владимир Орлов (1743–1831), в имениях которого многие крепостные девки действительно отказывались от брака, тоже ошибался насчет причин этого, пока не узнал правду от самих крепостных. Владимир был младшим и наиболее образованным из пяти братьев Орловых, которые после захвата трона Екатериной II в 1762 г. вознеслись на вершину российской политики и общества. Его брат Григорий был в то время фаворитом Екатерины и одним из организаторов переворота. И он, и его брат Алексей сразу же заняли командные посты в политической и военной сферах. Все пятеро братьев были возведены Екатериной в графское достоинство и пожалованы вотчинами: на начало 1770-х гг. им в совокупности принадлежало как минимум 27 тысяч душ мужского и примерно равное число женского пола, большинство из них в имениях, полученных от Екатерины[144]. Сам Владимир — ему в 1762 г. было всего 19 лет — не принимал участия в перевороте. В 1763 г. братья отправили его в Лейпцигский университет, где он обучался три года. По возвращении в 1766 г. Екатерина назначила его директором Академии наук, то есть на деле исполняющим обязанности ее президента: номинальный президент Кирилл Разумовский никогда не принимал активного участия в делах Академии. Владимир действительно занимался Академией: договорился, например, с ее членами — в большинстве своем немцами — о замене языка записи протоколов заседаний с латинского на немецкий (но не на русский, как он предлагал) и организовывал научные экспедиции. Одна из них, под руководством Петера Палласа, проходила через Симбирскую губернию, и Орлову был послан отчет о качестве почвы и природных ресурсах недавно приобретенного там Орловым имения. С годами он стал проводить меньше времени в Санкт-Петербурге, и, после того как Григорий (в 1772 г. утративший благосклонность Екатерины) в 1774 г. ушел в отставку, Владимир последовал его примеру и посвятил большую часть оставшейся жизни благоустройству своих имений[145].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука