Эпидерсия

Автор злополучного томика на самом деле был бизнесменом, прочитавшим роман Аксёнова «Ожог». И после этого решивший, что может писать не хуже. В первую очередь – в плане употребления ненормативной лексики. Цензоров к тому времени в издательствах уже поувольняли, Союз писателей в творческие дела не совался. Так что Вельяминов за свой счёт спокойно издал произведение, наполненное отборнейшим матом. И даже пристроил его в книжный магазин. Там шедевр явно не открывали. А вот Артурчик – открыл, и, мягко говоря, офигел.

В рецензии на произведение Вельяминова, которую историк опубликовал в газете, практически не было цитат. Но в одном месте Артурчик всё же не удержался, и воспроизвел смачное трёхэтажное выражение со словом на букву «б». Главный редактор посмеялся, и полосу подписал. А на следующий день в редакцию прибежал разъярённый Вельяминов. Он орал, что грязные безответственные журналюги уничтожили его деловую репутацию, и обещал пустить обидчиков по миру. И действительно подал иск на астрономическую сумму.

В заявлении в суд писатель утверждал, что на обложке книги чётко обозначено возрастное ограничение «18+». В газете же такая пометка отсутствовала. В результате рецензию прочла несовершеннолетняя дочь Вельяминова, и обрушила на несчастного папу-литератора невероятные нравственные страдания. Через это он утратил работоспособность и просрочил выплату кредитов. И деловые партнеры разорвали с ним отношения… Ну, а заплатить за вал несчастий теперь должны были их виновники – Артурчик и редакция, допустившая безобразную публикацию штатного автора.

Однако историк тоже оказался не лыком шит. Он позвонил своим знакомым на филфак и попросил дать научное заключение: является ли слово на букву «б» литературным? Собрали заседание кафедры русского языка. Седовласые и седобородые профессора два часа рядили и спорили, заодно проанализировав и прочие шесть ключевых нецензурных основ великого и могучего. Случайные студенты испуганно шарахались и вскидывали брови, услыхав в университетском коридоре выражения, доносившиеся из преподавательского кабинета. В конце концов заключение было готово, подписано докторами и кандидатами наук, и отправлено в суд.

Артурчика ждал настоящий триумф. Профессора постановили, что «б…» – неотъемлемая часть русского литературного языка, так как в прошлом активно употреблялось в произведениях признанных классиков отечественной литературы. Сейчас эти произведения находились в библиотеках в свободном доступе, а значит журналистам нет никакого смысла загонять читателей под возрастные ограничения. То есть «б…» можно выносить хоть в газетную шапку на обложку. Сутяжник Вельяминов оказался посрамлён, с него ещё и судебные издержки взыскали.

А вот фотографу Юрке не повезло. Секретариат попросил его подобрать иллюстрацию к статье о том, что проститутки устроили в районе Забугорье подобие улицы красных фонарей. И Юрка извлёк из своего архива кадр с какой-то девчонкой в длинных сапогах, короткой юбке и в недвусмысленной позе. Ответсек убедился, что лица на снимке не разобрать, и отправил его в печать. А после выхода газеты выяснилось, что героиня, представленная на фото, всё же узнала себя по характерным изгибам тела. И, поняв, что статья – о девушках легкого поведения, испытала панический шок.

Как ни пытались редакционные юристы доказать в суде, что изображение дамы в сапогах – образное. Что никто, кроме самой модели, на картинке её не узнал. И что не надо участвовать в съемках, организованных газетой, если не хочешь потом публикации фото… Ничего не помогло – письменное разрешение на использование образа в статьях эротического содержания отсутствовало, и суд оказался проигран. С большим трудом наскребли деньги на моральный ущерб – уже после того, как отец пострадавшей явился в редакционную фотолабораторию конфисковывать имущество.

* * *

В конце концов тяжбы докатились и до Глеба. Громкие последствия неожиданно получила заметка, которая начиналась так: «Накануне Дня Победы какие-то негодяи разбросали по почтовым ящикам Задорожья листовки со свастикой». Справедливости ради – то был не гитлеровский символ, а коловрат. И оказался он изображён на прокламациях местных националистов. И они страшно обиделись на «негодяев». Хотя с непривычки перепутать коловрат с фашистским знаком было раз плюнуть. Особенно перед девятым мая.

Вскоре этими самыми листовками заклеили всю входную дверь в редакцию, а Глебу позвонил незнакомый следователь из прокуратуры.

– Рассматривается вопрос о возбуждении против вас уголовного дела по факту клеветы, – сказал представитель власти. – Вам надлежит явиться ко мне для дачи показаний.

– Так, – разозлился Князев. – По звонку никуда не пойду. Если вам надо – присылайте повестку. А иначе буду считать ваш звонок продолжением фашистских провокаций в мой адрес.

Прокурорский почему-то принёс повестку лично, и не по месту жительства, а в редакцию.

– Хотите – прямо здесь поговорим, – предложил Глеб. – Чтобы времени не терять – ни моего, и вашего.