Эпифания викария Тшаски

— Мне очень жаль, — сказала она.

Ей даже хотелось спровоцировать ксёндза, диктофон тихонечко крутил свою кассету в кармане; ей казалось, что — может быть — она попытается его соблазнить или сделать так, чтобы он взорвался и сообщил ей, что здесь произошло. Но в такой вот ситуации пойти на это ей как-то не удавалось. В конце концов, у человека кухарка умерла.

— Простите, пан ксёндз, так что же здесь случилось?

— Не знаю. Я трус, потому не выдержал и сбежал. Плохой из меня священник, поскольку испугался того, чего не мог понять. А ведь хороший ксёндз знает, что ему ничего понимать не надо, — очень тихо и медленно сказал отец настоятель, все время беззвучно мешая чай.

— Прошу прощения, пан ксёндз, а что случилось с викарием Тшаской? Где он сейчас?

— Не знаю, пани редактор, не знаю. Вы ведь из «НЕ!»?

— Нет, не оттуда. Я независимый журналист. Но в принципе вы попали в десятку, — Малгося не верила собственным ушам, — я пишу антиклерикальную статью.

— Ну, об этом я догадался. В принципе, я подходящий герой для такой вот статьи — в конце концов, антиклерикальные статьи хлещут священников за их недостатки, ведь так? Ну а я совершенно никакой священник, совершенно ни на что не гожусь. Именно так можете и написать.

Диктофон шумел в кармане куртки, регистрируя лишь приглушенный телом стук сердца и тишину.

— Пан ксёндз, расскажите, пожалуйста, что здесь происходило? Кем был ксёндз Тшаска, почему он исцелял? — спрашивает наконец, после длительного молчания, Малгожата.

— Не знаю, простите, пани, но это намного превышает мое понятие. Произошло что-то плохое, но ксёндз викарий как-то со всем этим справился, это я знаю точно. А не могли бы вы, пани, в своей статье не писать плохо о Боге и его Церкви? Напишите плохо обо мне, раз уж пани пишет антиклерикальную статью. Это станет моим покаянием. Я могу признаться перед вами в своих недостатках и грехах.

Малгожата молчала. Отец настоятель покопался в кармане сутаны и вытащил смятую пачку «лаки страйк».

— Пани курит? Угощайтесь. Если говорить о моих недостатках, то я неисправимый курильщик. Порчу свое здоровье и напрасно трачу деньги на сигареты. Но это и так самый мелкий из моих недостатков, вы сама понимаете.

Они закурили, и теперь оба молчали. Через минуту Малгося сунула свою сигарету в заполненную окурками пепельницу и поднялась.

— Прошу прощения, пан ксёндз, я уже пойду.

— Хорошо. Я буду молиться, чтобы священники Церкви были лучше, чтобы пани больше не пришлось писать антиклерикальных статей. Я ужасно сожалею о том, что вы вынуждены этим заниматься, и я приношу извинения за себя и от имени всех священников, которые своим поведением вынуждают пани делать это.

Малгожата вышла совершенно ошеломленная и онемелая.

— С Богом, пани редактор. Я буду молиться за вас, — сказал настоятель закрытой двери.

Ёбаный и святоебучий поп, — подумала Малгося. — Да пожалуйста, ударь меня еще, я плохой, заслужил наказания. И как писать о таком? Но что ей оставалось делать, раз тот файл, которому она сама дала название «j_accuse.doc» и иконка которого располагается по самому центру рабочего стола ее ноутбука, точнехонько на кончике носа Джонни Деппа, на средине божественного носика того божественного снимка. И Депп глядит на нее с экрана ноутбука, немного косясь на тот самый файл, на тот самый «j_accuse.doc» и спрашивает взглядом: Ну что, справишься, котик? Врежешь им? А может тебе вовсе и не хочется им врезать, а?

Так что она пишет, пишет и пишет. Только лишь в неглубоких нажатиях клавишей ноутбука может она успокоить расходившуюся в голове боль. Надевает наушники, ставит себе Шиннед О’Коннор, тот диск, на котором Шиннед поет регги, покачивается под ямайский ритм, па-папа, па-папа, па-папа, даже пишет под ритм, пишет с ненавистью, потому что кого-то должна ненавидеть.

Наконец статья готова. Не такая уж она и мощная, как ей бы хотелось, но, вне всякого сомнения, шума наделает много. Это не памфлет, материал холодный, объективный и лишенный эмоций. Эмоции будут в читателях, в тексте они и не обязательны. Нет в нем гнева или злости, нет насмешек и иронии, которых полно на страницах антиклерикальных бульварных изданий; зато статья полна холодной, уравновешенной ненависти, какой так много в материалах серьезных, создающих общественное мнение еженедельников.