Эпикриз с переводом (СИ)

Вторую половину дня я принимала роды. Слава Чаарити, роженица и плод без патологий. Панта разродилась быстро, явив Пантерии нового мальчика, которому я дала имя Степан.

Вечером я решила устроить прощальный ужин. Пока Кишан прогуливался по округе, я накрыла стол. Приготовила жаркое из свинины, овощной салат и закуску из помидоров с сыром. Даже достала бутылку сухого красного вина из своих запасов. Аэлита советовала не пить с горя. Значит, будем отмечать день рождения Рейтана.

Надела кападу. Жёлтую, подаренную мне семьёй Ешана на рождение их дочери. Накрасилась: нарисовала стрелки, удлинилась ресницы и слегка подкрасила губы. И села ждать своего панта.

Он успел прийти за полчаса до захода солнца. Перекинулся в прихожей, оделся в оставленную там одежду и зашёл в комнату. Увидев меня и накрытый стол, Кишан довольно заулыбался.

— Как приятно, — произнес он. — Как приятно, когда тебя так встречает любимая самка.

Он… Оговорился? Любимая?

Сказал, не подумав? Или всерьез?

Что это было, ракшас побери?!

Но я не показала своего смятения. Сделала вид, что Кишан сказал что-то обыденное. Обыденное и приятное.

Он сел за стол. Я положила ему еды в тарелку, откупорила бутылку вина, разлила напиток по бокалам.

— Дерга, — напомнил Кишан, кивая на вино.

— Это сухое вино, — ответила я, присаживаясь обратно. Пант непонимающе на меня посмотрел. — Как абхай, но в нем нет сахара. Даже на вкус — кислое. Попробуй.

Кишан взял бокал и немного пригубил. По выражению его лица было непонятно: понравилось или нет? Однако пант продолжал попивать вино.

— Пьянит сильно, — заметил он, налив себе второй бокал. — Необычно, но приятно на вкус.

— Это ты ещё полусладкое вино не пробовал. Или шампанское. Это тоже вино, игристое. С шипучими пузырьками. У нас его традиционно пьют на Новый год и свадьбы.

— Обязательно попробую. Попроси Аэлиту, пусть передаст в следующий раз. Как пост закончится, — я кивнула. — А когда вы отмечаете Новый год?

— Зимой.

— Это когда с небес вместо дождя сыплются белые хлопья?

— Это называется снег. Замершая вода. Зимой очень холодно, — ответила я и добавила: — Не люблю зиму.

Я отвела взгляд и посмотрела на календарь. В моем мире сейчас ещё лето. Но вряд ли оно теплее пантерианский осени.

— С тобой это случилось зимой? — неожиданно прозвучал вопрос.

Я не ответила. Да и не нужно было. Чувствительный Кишан и так все понял.

Пант с аппетитом съел все, что я ему положила в тарелку. Жаркого даже добавки попросил. Мы выпили всю бутылку вина. Сидели друг напротив друга, слегка захмелевшие и расслабленные.

— Иди ко мне, — позвал вдруг черныш, отодвигаясь от стола и похлопав себя по коленям. И я пошла. Села на его колени, прижимаясь к широкой груди.

Ракшас! Если бы не вино, я бы сейчас разревелась. И, возможно, стало бы легче.

— Ты очень красивая, — прошептал Кишан. — Тебе идёт наша одежда. Не она тебя, а ты ее украшаешь.

Я улыбнулась и потянулась к губам панта за поцелуем. На призыв ответили. Кишан долго терзал мои губы, и я в долгу не осталась, с напором, капризно и дразняще целовала, словно пытаясь забрать всю его энергию. И наполнить ею себя. Забрать себе частичку.

Сексом мы занимались долго. Буквально мучили друг друга, нарочно оттягивая пиковый момент удовольствия. Хотелось продлить ощущения, насладиться друг другом сполна. Наесться досыта, чтобы потом долго не чувствовать голод. Мое тело привыкло к Кишану: к губам, ласкам, прикосновения. Привыкло, когда он во мне. И не хочет отвыкать.

Ночью я проснулась. Аккуратно убрала с себя горячую руку Кишана и поднялась с кровати. Накинув на плечи халат, я подошла к окну. Долго стояла и смотрела на небо. Луна была так близко, казалось, я могу до нее дотянуться. В Пантерии всегда так: звёзды и другие небесные светила крупней и ярче. Я зажмурилась, подставляя лицо под холодный лунный свет. В комнате тихо. Настолько, что я слышу биение моего тревожного сердца.

Как бесцельно я трачу эту нашу последнюю ночь!

Последнюю?

Ракшас! Как я не люблю это слово. В нем столько безысходности…

— Ты чего не спишь? — тихо спросил Кишан. Я обернулась. Пант лежал спиной на кровати, слегка приподнявшись на локтях.

— Не могу.

— Почему?

— Грущу, — ответила я честно. Кишан отбросил край одеяла, под которым он лежал совершенно голым, поднялся и подошёл ко мне. И чем ближе он подходил, тем взволнованней мне становилось. От его тела шла волна, захлестывая мои эмоции, выпуская желания. Но и тоска начинала давить сильней.

— Я вернусь к тебе, — он обнял меня сзади за плечи. — Постараюсь уложиться в неделю. До Вамасбати добираться два дня, считай четыре дня в пути. И я должен побыть с братом какое-то время.

— Я понимаю.

— Алла, — Кишан прижал меня сильней. — Я люблю тебя, — мое сердце совершило кульбит, потом тройной тулуп и замерло в невесомом состоянии. Любит? Любит! И я люблю! — Ни к кому и никогда я не испытывал ничего подобного. Я целиком и полностью принадлежу тебе.