Эпикур

   — Мне кажется, — ответил Эпикур, — что он здесь заботится не о благе человека, а о благе общества. Помнишь, у него в «Политике» — «человек — существо общественное». Без общества человек существовать не может. Значит, общественное благо — выше.

   — Туг возникает вопрос, кто для кого, — человек для общества или общество для человека? — сказал Тимократ.

   — Может быть, так, — предположил Менандр, — пока жизнь спокойная, — на первом месте удовольствия, а уж если опасность, тогда — шутки в сторону!

Солнце слева зашло за холмы, стало темнеть, друзья повернули назад к городу, над которым горела почти достигшая зрелости луна. Они болтали о пустяках, подтрунивали друг над другом.

   — Хорошо, что мы вместе, — сказал Менандр. — А то, друзья-философы, вы совсем забросили меня. По-моему, за эту декаду мы встречаемся впервые. Кстати, Эпикур, как пополняется твоя коллекция? Моя — плохо. Все взбудоражены, думают только о том, чтобы достать побольше денег и понадёжнее их спрятать.

   — Моя — тоже неважно, — ответил Эпикур. — Вот заполучил Аристотеля.

   — А себя?

   — И да и нет. Скорее даже нет. Я понял, что цель моей жизни — искать. Но что искать, никак не найду.

   — А я тем более, — вставил Тимократ. — Жду, пока мой почтенный учитель станет собственным экспонатом. Но стараюсь не отставать. Скоро месяц не говорю неправды.

   — То-то ты стал такой молчаливый! — обрадовался Менандр. — Но всё равно, не надейся попасть в его коллекцию. Если вы с ним найдёте, что ищете, он сделает экспонатом себя, а тебя — дубликатом.

   — Да, — вздохнул Эпикур, — чем больше читаю, тем труднее. Вот Платон ради очищения души вообще отметает удовольствия, а гедонисты, похоже, ни о чём, кроме них, не думают. Диоген обходится и без удовольствий, и без очищения души, а Аристотель ищет золотую середину. И все твердят, что такова природа человека. Так кто же прав?

   — Может быть, все? — сказал Менандр. — Люди разные. Одному одно, другому другое.

Эпикур не согласился:

   — Нет, мне кажется, настоящее счастье для всех людей одно. Но чтобы найти его, нужно сперва понять, что есть мир и что есть в мире человек. Нужно вернуться к физике и опереться на неё.

   — А по мне, — сознался Менандр, — можно обойтись и без физики. Ну скажите, милые мои философы, зачем нам, смертным, знать, из чего сделан мир и что будет с ним, когда нас на нём не будет? Я думаю, главное — хорошо прожить время, отпущенное судьбой.

Гарпал

Большие Дионисии — главный праздник весны, славный пробой молодого вина и состязаниями драматургов, — не избавил город от тревоги. Все говорили о новой комедии «Тимокл с Делоса», которую при поддержке Демада ставил Филиппид.

Заботами Менандра друзья получили хорошие места, хотя огромный амфитеатр был заполнен до отказа.

   — Между прочим, — сообщил он, — я узнал, что в Экбаганах недавно прошла сатировская драма «Агент», сочинённая или, может быть, заказанная самим Александром. Так вот, там поминался Гарпал и намекалось, что город, который его примет, рискует разделить участь Фив. Интересно, что сварил по заказу Антипатра Филиппин?

Согласно жребию, среди трёх соревнующихся комедий «Тимоклу» досталось самое выгодное среднее место, когда публика уже входит во вкус зрелища, но ещё не устала. Эпикур даже высказал предположение, что жрецы Диониса, подобно платоновским философам, подтасовали жребий. Первой давали безобидную смешную комедию Алексида «Озорники», которая прошла незаметно. Публика с нетерпением ждала «Тимокла».

Наконец полотнища, скрывавшие декорацию, убрали, и друзья увидели край афинской Агоры. Сперва герой комедии Тимокл, привёзший с Делоса худющую дряхлую корову, тщетно пытался её продать, и зрители, не найдя подвоха, хохотали над выходками незадачливого торговца. Но тут из здания Совета появился человек по имени Обман и со словами «Надуй!» подарил Тимоклу соломинку.

   — Смахивает на Демосфена, — заметил по поводу маски Обмана Тимократ.

   — Но не больше, чем Креонт на Антипатра, — уточнил Менандр.

Тем временем Тимокл наконец догадался, что надо делать, воткнул подарок корове под хвост и уволок скотину за угол. Оттуда, к восторгу публики, он вывел настоящее чудище. Если сперва корову играли два согнутых актёра, то её же, надутую, изображали четверо стоявших во весь рост. Одобрение вызвала и сцена, в которой простак Горожанин, поражённый размерами коровы, сторговался с Тимоклом. Горожанин предложил мину с четвертью, Тимокл сказал, что ему нужно больше денег. Тогда Горожанин разменял две свои золотые монеты и принёс сто двадцать пять серебряных драхм. Когда Тимоклу и это показалось недостаточным, Горожанин разменял серебро на медь — сперва на семьсот пятьдесят оболов, а потом на шесть тысяч халков.