Эпикур

   — Объем этой фигуры равен произведению сторон, — проговорил Навсифан. — Посмотрим, нельзя ли её разделить на пирамиды? — Он разрезал параллелепипед наискосок на две призмы, потом от каждой сбоку отрезал по клинышку. — Итак, получились две одинаковые пирамидки с прямоугольными основаниями и два тетраэдра. Теперь смотрите внимательно, я складываю тетраэдры, и... они образуют третью, точно такую же свекольную пирамидку. Вывод — объем прямоугольной пирамиды равен трети объёма параллелепипеда, построенного на его основании.

   — Но наша-то треугольная, а может, и наклонная, — напомнил ученик.

   — Доказываем, — Навсифан поднял палец, — что это правило справедливо для любой пирамиды. Возьмём две пирамиды равной высоты — одну прямоугольную, другую с любым наклоном и основанием произвольной формы, но равновеликим основанию первой. Теперь устелим основания обеих пирамид амерами...

   — Амерами? — переспросил Эпикур.

   — Да, мой милый. Амера — это наименьшая мыслимая неделимая частичка в геометрии Демокрита, — пояснил Навсифан и продолжал: — Ясно, что число амер на том и другом основании будет одинаковым. Уложим на этот слой амер ещё один, в нём амер будет меньше, но опять поровну в обеих пирамидах, и так далее, пока не дойдём до вершины. Значит, общее число амер в обеих пирамидах одинаково и их объёмы равны. Ясно?

Ученики согласились. Навсифан велел Горгию помочь товарищу решить задачу и снова занялся Эпикуром.

   — Так что же тебя интересует, мой милый?

Эпикур объяснил, что самостоятельно изучает философию, прочёл у Аристотеля о Демокрите и хотел бы поближе познакомиться с его учеником.

   — Самостоятельно! — воскликнул Навсифан. — Похвально. Но, конечно, удобней получать знания через учителя. Сведи меня со своим отцом, и мы договоримся об условиях. Вообще за обычный курс я беру двести драхм в год, или двадцать в месяц, или две за день занятий. Деньги вперёд.

   — Я предпочёл бы получить на прочтение книги Демокрита.

   — Можно и книги. Плата — три обола в день. Но потребуется крупный залог. Книги эти довольно редки.

   — Благодарю тебя, Навсифан, я подумаю, — сказал Эпикур.

   — Думай, мой милый, — улыбнулся Навсифан, — и не забывай, в наше время знание — одно из самых доходных ремёсел.

Когда друзья отошли от дерева, Менандр сказал:

   — Правда, разбойник? И не просто, а непременно пират.

   — А я посчитал, не так уж дорого. Вот только залог...

   — О залоге не беспокойся, — сказал Менандр. — А Навсифана я обязательно вставлю в какую-нибудь комедию.

Они пошли в Мелиту к Менандру, пообедали, потом Менандр вручил Эпикуру полторы мины (вряд ли Навсифан потребовал бы в залог больше) и на своей повозке довёз друга до Агры. Они условились встретиться в конце декады, чтобы обсудить предстоящую поездку в Олимпию.

На следующий день Эпикур получил у Навсифана футляр со свитками «Большого миростроя». С любопытством он развернул первый свиток и был очарован легко и образно написанной книгой. Глубина мысли и стройность изложения сразу расположили его к Демокриту.

Демокрит в противовес Пармениду утверждал, что небытие существует, что оно — это пустота, которая лежит между телами. Зато Парменидово бытие — неизменное, вечное, неделимое — Демокрит раздробил на множество мельчайших частиц — атомов, обладавших этими свойствами. Философ обошёлся без таинственных сил, двигавших мирами Эмпедокла, Анаксагора и Аристотеля. Движение было присуще атомам всегда, оно было так же неуничтожимо, как и они сами. Атомы носились в пустоте, как пылинки в луче света. Они срастались, образуя плотные тела, скользили в жидких и разлетались, когда жидкость обращалась в пар. Как из двадцати четырёх букв алфавита можно составить любые слова, фразы и книги, так и из атомов разного свойства могут образовываться разные вещи. Атомов было множество разновидностей: пустоту пронизывали мельчайшие атомы света, которые отделялись от поверхности предметов и несли их образы. Из тонких подвижных атомов состояли огонь и воздух, из неповоротливых, легко сцепляющихся — металлы и камни.

Атомы были лишены привычных для нас свойств. Демокрит утверждал, что нет чёрного или белого, холодного или тёплого, а есть только атомы и пустота. Все ощущения, которые мы получаем, оказывались следствием действия внешних атомов на наши органы чувств, которые также состоят из атомов. Вот эти-то взаимодействия и воспринимаются нами как ощущения, говорящие о качествах вещей. Но ощущения относительны — трава, горькая для человека, козе кажется вкусной.

Демокрит смело переступил через скорлупу «Мирового яйца» орфиков. Он считал пространство бесконечным, наполненным множеством миров. Подобно Гераклиту Эфесскому, Демокрит утверждал, что всё течёт и изменяется, но не связывал природу Мира с огнём. Нет, это атомы, непрерывно двигаясь, сходились, образуя исполинские вихри, скапливаясь в виде Земель или Солнц, а потом через огромное время разлетались, чтобы где-нибудь соединиться в определённом порядке и образовать иные миры. Всё в бесконечной Вселенной двигалось, одно оставалось неизменным и вечным — атомы и пустота.