Эпикур

Эпикур понял, почему Платон отвергал Демокрита. Ему, проповеднику высшей гармонии и порядка, претило учение, в котором порядок рождался из хаоса. «А почему бы нет? — думал Эпикур, — Порядок, появившись, сумеет постоять за себя».

У атомов не было причин для движения, кроме той, что они двигались всегда, сталкивались и передавали движение друг другу. Поэтому в мире не оставалось места для случайности, ведь всегда любое событие можно было в конце концов свести к движению атомов, а эти движения узнать, проследив за судьбой каждого из них. Демокрит потратил много сил, изучая причины всего, что случается. Он написал книги о причинах небесных явлений, причинах воздушных и наземных явлений, причинах огня, причинах звуков, причинах семян, растений и плодов и много других. Эпикур не стал читать их все — усвоив главное, он не захотел тратить время на подробности. Не привлекли его и математические труды философа из Абдер, где он, применяя метод неделимых частиц, достиг больших успехов.

Эпикур долго держал «Большой мирострой» у себя. Мис только вздыхал, подсчитывая расходы, но сам прочёл его от начала до конца. Потом настала очередь «Малого миростроя», посвящённого человеку и небольших этических сочинений: «О достоинстве мужа», и «Рог Амалфеи».

Когда Эпикур явился к Навсифану, чтобы отдать «Рог», теосец уже отпустил учеников. Юноша нашёл его в андроне — комнате для приёма гостей, где он сидел с молоденькой флейтисткой в ожидании ужина. Навсифан позвал домоправителя, тот взял у Эпикура книгу и вернул залог, удержав условленную сумму.

   — Ты что, даёшь книги напрокат, как коня или повозку? — спросила флейтистка, которая сидела в кресле, положив ногу на ногу.

   — Конечно, ведь книга портится от употребления не меньше, чем повозка, — ответил Навсифан и обернулся к Эпикуру: — Ну, мой милый, дать ли тебе ещё что-нибудь, например мой «Треножник» со сжатым изложением и объяснением Демокрита?

   — Пока не надо, — сказал Эпикур, — я ещё не обдумал прочитанного.

   — А знаешь, — вдруг предложил Навсифан, — оставайся у меня поужинать. Ты не возражаешь, Ламия?

   — Ничуть, — ответила девушка, — по-моему, он очень славный.

Навсифан велел принести для нового гостя ложе и подушку. Вскоре появились и столики. Ламия пересела на ложе Навсифана, все занялись едой — подали прекрасно приготовленную рыбу с острым соусом.

   — Давно я не ел так вкусно, — сказал Эпикур.

   — Догадываюсь, — усмехнулся Навсифан, — ты экономишь, отдаёшь последние деньги мне, чтобы читать Демокрита. Я сам был таким в молодости. Бедняк, я вовремя понял цену знания и, видишь, кое-чего достиг! — Он обвёл глазами просторную комнату, роспись на стенах, красивые торшеры с многофитильными лампами, дорогую мебель и посуду. — Веришь ли, Ламия, всё это я заработал, наставляя афинских оболтусов. — Он потрепал девушку по плечу и снова обратился к Эпикуру: — Ты выбрал правильный путь. Экономь и учись, всё, что затратишь, вернётся сторицей.

   — Может быть, — сказал Эпикур. — Только я учусь не ради будущих доходов.

   — Ради чего же?

   — Ради знаний о мире и смысле жизни.

   — Милый мой! — Навсифан расхохотался. — Не с твоим достатком думать о таких вещах! Если бы ты был богат — другое дело. К тому же ты плохо читал Демокрита, если ещё задаёшься такими вопросами. Ведь он доказал, что в жизни нет никакого смысла. Мир состоит из атомов и пустоты, из них сделаны и мы с тобой, и Ламия. Все наши поступки, побуждения, встречи, радости, несчастья происходят из-за движения атомов и не зависят от нас.

   — Постой, — возразил Эпикур, — ты же сам сказал, что в молодости стремился овладеть знаниями и разбогатеть!

   — Что из этого? Мои желания были предопределены движениями атомов, так же как и последующие удачи, и даже встреча с тобой и наш нынешний ужин.

   — Ты веришь в судьбу? — спросила Ламия. — А я думала, ты безбожник и не веришь ни во что.

   — Да, я уверен в существовании судьбы, — кивнул Навсифан, — и это не слепая вера, а убеждённость, основанная на знании законов природы. Знаете, у Ксенократа в Академии есть знаменитые часы? Там соединение трубок и колёсиков двигает фигурки, и они в назначенный час танцуют, как живые. Так вот, наш мир подобен этим часам. Конечно, он намного сложнее, но всё же он — машина, а мы — куклы, танцующие не нами придуманный танец.

   — Но я не желаю быть частью машины! — возмутился Эпикур.

   — А никто и не спрашивает о твоих желаниях. — Навсифан веселился. — Кстати, и некому спрашивать, ведь существуют только атомы и пустота.

   — Навсифан, ты — чудовище! — воскликнула Ламия.

   — Ничуть не бывало. Подумай немного, и ты поймёшь, что учение Демокрита освобождает нас от многих забот и горестей. Мы не отвечаем за свои поступки, ведь не мы их совершили, а природа, которая действует через нас.

   — А скажи, Навсифан, — спросил Эпикур, — как ты относишься к доказательству Аристотеля о невозможности существования пустоты? Ведь если он прав, вся атомистика превращается в простую игру ума.

   — Ну, Навсифан, — оживилась Ламия, — я ничего не поняла, но по-моему, он тебя угробил! Все твои ужасные речи...

Навсифан закрыл ладонью рот девушки: