Эпикур

С восторгом воины встретили весть о возвращении в Афины Демосфена. Афиняне оценили успехи оратора, склонившего многие города к участию в союзе, и, когда племянник Демосфена Демон предложил разрешить оратору вернуться на родину, Собрание единодушно поддержало его. Но поскольку Демосфен должен был заплатить штраф в пятьдесят талантов и решение суда отменить было невозможно, постановили поручить оратору за счёт государства украсить к празднику алтарь Зевса и выдать ему для этого сумму, достаточную для украшения алтаря и для уплаты штрафа.

На Эгину, где он жил, послали «Парал». Чуть ли не все жители Афин пришли в Пирей встречать Демосфена. Его чествовали как героя, забросали цветами, повезли в Афины в пышно убранной колеснице. Старик произнёс трогательную речь, в которой сравнивал своё возвращение с возвращением Алкивиада. Но Алкивиад силой принудил Афины принять его, он же призван любовью сограждан.

   — Эх, жаль, меня там не было, — сокрушался Менандр, слушая рассказы приплывших из Афин корабельщиков.

   — Всё же странный вы, афиняне, народ, — сказал Тимократ. — Сперва выгоняете героя, а потом его же восхваляете.

   — Конечно, мой друг, мы не идеальны, — ответил Менандр. — Мы чувствительны, легко увлекаемся и тогда готовы самозабвенно проклинать или славить. Да, зимой мы поступили плохо, зато сейчас обстоятельства позволили нам проявить свои хорошие стороны, и мы с удовольствием исправили ошибку.

Время шло, однообразие осады стало утомлять людей, тем более что с наступлением осени всё чаще портилась погода. Перед осенним равноденствием этолийцы сообщили, что наступил срок общего Собрания их племени и что они должны уйти на пару месяцев на выборы стратегов. Но их уход не особенно сказался на силе войска, получившего многочисленные подкрепления. В Ламии уже ощущался недостаток продовольствия, об этом говорили пленные македоняне, захваченные во время вылазок. В конце боэдромиона Антипатр согласился на переговоры. Он предлагал заключить мир, но отказывался признать независимость Греции, говоря, что это компетенция Пердикки. Тогда Леосфен потребовал капитуляции, Антипатр отказался, и всё вернулось на свои места.

Когда у Эпикура появился досуг, из заветного футляра был извлечён наполовину исписанный свиток и письменные принадлежности. Эпикур ощущал, что находится перед лицом каких-то важных событий. Он понимал, что стоит на пороге новой системы взглядов, он уже знал, что она существует, и осторожно подбирался к ней. Его основной посылкой была убеждённость в реальности всего, что есть. Те человеческие ценности, которые он пытался отстоять, оказывались естественными. Они были качествами, присущими людям так же, как влажность воде или теплота огню. И если принять, что человек сам является частью природы, то они неизбежно должны были иметь объяснение и обоснование в физике. А наиболее стройной и ясной физической системой Эпикуру представлялась опозоренная Навсифаном и опровергнутая Аристотелем атомистика.

Не раз и не два он вёл мысленные сражения с Навсифаном, отстаивал в её рамках возможность человека действовать по своей воле. Долго он искал выход из оков механической судьбы Навсифана, более грозной, чем предначертания платоновской Лахесис. И однажды юного философа осенило — если свобода воли есть несомненный очевидный факт, то и движения атомов не могут зависеть только от их прежних положений и скоростей. Значит, и в их поведении нет полной определённости и они могут немного отклоняться от прямого пути, как песчинки в брошенной горсти песка.

Оставалось возражение Аристотеля, в котором Эпикур не мог найти логических ошибок. Посылки Аристотеля тоже казались очевидными. Он замучил Менандра и Тимократа, рассказывая о поисках изъянов в теории движения перипатетиков.

Как-то, уже довольно прохладным осенним вечером, он лежал перед палаткой у костра с Тимократом и Менандром. Мис сидел напротив, следил за огнём, готовя угли для жарки мяса, и изредка включался в разговор друзей.

   — Знаешь что, — посоветовал Тимократ в ответ на очередные жалобы Эпикура, — давай просто не принимать Аристотеля в расчёт, как это делает Навсифан.

   — Нельзя, — ответил Эпикур, — ведь Аристотель может оказаться прав. Демокрит жил давно и многого не знал, но всегда на доводы отвечал доводами. Много сил он потратил на то, чтобы обойти парадоксы Парменида и Зенона. Для этого ему пришлось предположить существование мельчайших неделимых частей пространства и времени. А теперь, когда Аристотель показал логические ошибки в построениях элейцев, без этого можно обойтись. Нет, Аристотель самый серьёзный из нынешних философов, и к нему надо относиться всерьёз.

   — Учись, Тимократ, отдавать должное сколархам своих друзей, — сказал Менандр.

Мис поднялся, поправил костёр и спросил, что же именно говорит Аристотель.