Эпикур

   — К тому же, — заметил Колот, — подумайте вот о чём. Здесь к нам привыкли, нас уважают и слушают. А там? Осмеют, обвинят в безбожии, оштрафуют, казнят, изгонят. Афинские нравы всем известны!

   — Не преувеличивай, — отозвался Эпикур. — Конечно, всякое бывало, но в Афинах есть главное, чего у них не отнять, — привычка и уменье говорить правду. А за это — многое прощается.

   — То, что ты, Колот, считаешь недостатками, — заметил Гермах, — на самом деле достоинства. Ты боишься, что нас осмеют в Афинах, а я, наоборот, опасаюсь, что здесь мы захиреем из-за отсутствия сильных оппонентов.

Эпикур сел за стол, оглядел учеников.

   — Я чувствую, большинство согласно на переезд. Давайте тогда сообразим, кто пустится со мной в рискованное плаванье, а кто возьмёт на себя заботы о нашей лампсакской общине.

   — Я еду, — сказал Гермарх. — Если я из-за тебя сменил родную Митилену на Лампсак, то уж как-нибудь сменяю его на Афины.

   — А мы? — спросила Фемиста, толкая мужа локтем в бок.

   — Мы не можем, — с полной серьёзностью ответил Леонтей. — У тебя нет подходящего платья.

   — Да ну тебя! — засмеялась Фемиста.

   — А меня возьмут? — спросила Батида.

   — Пусть попробует оставить! — Фемиста метнула на Метродора грозный взгляд.

   — Значит, Гермарх, Метродор с Батидой, Леонтей с Фемистой и Иноменей едут, а Колот и Помеен останутся представлять нас в Азии? — спросил Эпикур.

Ученики придвинулись к нему. Подступившая разлука с друзьями, родиной, привычной жизнью дала им почувствовать, как сблизились они за эти три года.

Эпикур накинул тёплый плащ и вышел на улицу. По буграм замерзшей слякоти он спустился к проливу, густо-синему под холодным чистым небом. Ему было жаль покидать остающихся друзей, с таким трудом созданную школу, да и город, в котором он провёл несколько лет. Но решение принято. Он стал вспоминать афинские улочки, Акрополь, толкотню на Агоре, любопытных общительных афинян, готовых часами спорить на любую тему. Он улыбнулся, погасил в себе тревогу. Надо думать не о плохом, которое может случиться, а о хорошем, на что надеешься. Не следует заранее переживать в душе несчастья, которые могут и не случиться, а встретив их, не следует падать духом.

Проживи незаметно

Через полтора месяца на исходе тихого туманного дня корабль, вёзший из Синопы триста кожаных мешков пшеницы, входил в пирейскую гавань Зея. Путешественники, погрузившиеся на него в Лампсаке декаду назад, стояли у левого борта, разглядывая берег. Эпикур показывал ученикам достопримечательности Пирея, как когда-то ему показывал их Памфил. Они опять плыли мимо стоянок священной ладьи Тесея и государственных кораблей «Парал» и «Аммоний», который был когда-то «Саламином». Потом пошли склады, и, наконец, распахнулась окружённая колоннадами рыночная площадь со знаменитыми изваяниями Народа и Зевса.

В одном из домов, глядевших на площадь, жил Менандр. Эпикур внимательно осматривал правую сторону гавани, боясь, что не узнает его. Но площадь мало изменилась за прошедшие годы, дом Менандра, двухэтажный, нарядный, с шестиколонным портиком, как прежде, поднимался над белой стеной и голыми деревьями сада. Эпикур указал на него спутникам. Утомительное путешествие подходило к концу.

Менандр встретил гостей с радостью. Казалось, он почти не изменился с тех пор, как они с Эпикуром расстались. Комедиограф брил лицо, и это его молодило. Тот же иронический рот, весёлые глаза, слегка оттопыренные уши.

   — Счастлив антигонствовать вас в моём доме, — торжественно провозгласил он, когда суматоха встречи и знакомства закончилась. — Деметриед, судя по запаху, скоро будет готов, и мы сможем отлично постратоклствовать.

   — Надеюсь, — в тон ему ответил Эпикур, — что скоро и ты сможешь поэпикурействовать у меня в гостях.

   — Свидетель Аполлон! — воскликнул Менандр. — Думаешь, я острю? Нет, мои милые, я просто ещё не пришёл в себя от новой выдумки Стратокла. Позавчера он провёл закон, по которому месяц мунихион переименовывается в деметрион, праздник Дионисии — в Деметрии, а последний день каждого месяца должен отныне называться деметриадой. Кроме этого, население Аттики делится теперь не на десять фил, а на двенадцать, потому что прибавлены две новые — Антигонида и Деметриада.

   — Интересно, а мы с тобой в них не попали? — спросил Эпикур.

   — Вопросы — Стратоклу, — ответил Менандр. — Ну как вам всё это?

   — Вполне деметрийно, — кивнул Леонтей.

Менандр жил на широкую ногу. Он дал гостям отдохнуть, потом они поужинали вкусно и сытно, устроясь на удобных ложах. Разговор то и дело переходил на политику. Эпикур недоумевал, как могло получиться, что Афины, прославленные своей гордостью и прямотой, смогли унизиться до такой омерзительной лести?