Эпикур

Но выяснилось, что это не так. В год, когда Кассандр тайно казнил законных претендентов на македонский престол — двенадцатилетнего Александра и его мать Роксану, в Колофоне появился Гермарх. Он приплыл с Лесбоса специально для встречи с Эпикуром. Тогда ещё совсем юный, он горел желанием распространить его учение и убедил философа переселиться в Митилену и стать сколархом.

Тогда было время относительного затишья. Кассандр уже овладел Македонией и Грецией, Антигон — Азией, Лисимах и Птолемей крепко держались в своих государствах. Кажется, все они успокоились и признали сложившиеся границы. Только одно событие в то время поразило мир. Бывший сатрап Вавилонии Селевк, бежавший несколько лет назад от Антигона, вдруг с горсткой конников проскакал через его владения из Египта в Вавилон и без единой битвы, не пролив ни капли крови, завладел необозримыми восточными землями от Тигра до Инда и Яксарта[16].

Но это происходило далеко и не коснулось ни Колофона, ни Лесбоса. Около года Эпикур прожил в доме Гермарха, беседуя с ним и несколькими его друзьями. Вскоре к ним приехали из Лампсака Тимократ и его младший брат Метродор, за ними последовали Идоменей и Колот. Выяснилось, что интерес к Эпикуру, да и вообще к философии в Лампсаке намного больше, чем в Митилене, и в конце концов Тимократ убедил его перенести школу туда. Из митиленцев в Лампсак переехал только Гермарх. В Лампсаке быстро сложился кружок единомышленников, поселившихся рядом и составивших ядро общины. Ещё десять — пятнадцать горожан раз или два в декаду приходили послушать философа. В отличие от Пифагора, утверждавшего, что у друзей всё общее, Эпикур не требовал, чтобы члены общины владели добром сообща. Он считал, что это вызывало бы недоверие, а кто не доверяет, тот не друг. Но члены общины не отказывались от совместных дел, так, Леонтей и Колот, сложившись, помогли Мису осуществить мечту об основании небольшого скриптория.

Три года они прожили спокойно и дружно, ценя простые радости и обсуждая с Эпикуром его «Канон», посвящённый проблеме познания и системе доказательств. Только одно неприятное событие год назад нарушило слаженную жизнь общин — уход Тимократа. Когда до Лампсака дошёл слух, что в Кирене объявилась Фрина, он вдруг превратил в деньги всё своё имущество и, не простясь, уехал в Ливию, где, как говорили, примкнул к гедонистам.

Казалось, такая жизнь может продлиться годы, но неожиданно мировое равновесие пошатнулось, и в ходе новых столкновений преемников Александра Афины внезапно оказались в том же государстве, что и Лампсак. Эпикуру это открывало путь на родину.

Философ поднялся, достал из шкафчика письмо, подошёл к окну, немного отвёл занавеску и, повернув папирус к свету, приготовился читать.

— Это весть из Афин, ответ Менандра на письмо, которое я отправил ему ещё осенью, — объяснил он. — Я уже боялся, не потонул ли вёзший его корабль. Но вот, несмотря на трудности зимнего судоходства, приплыл ответ. Слушайте, я читаю:

«Менандр Эпикуру желает благополучия! (Друзья давно договорились не употреблять в обращениях обычного «Желаю радости», чтобы не касаться этого важного чувства мимоходом.) Ты хочешь подробностей о нашей жизни? Что ж — получай. В начале лета, точнее, 26 фаргелиона совершенно неожиданно в знакомую тебе гавань Зея вошли два десятка триер. Охрана подумала, что это суда Птолемея, и поэтому впустила, но оказалось...»

Здесь придётся прерваться и немного рассказать о событиях, потрясших мир за прошедшие шестнадцать лет, иначе многое в письме комедиографа философу может оказаться непонятным.

Эпикур покинул Аттику, когда Антипатр и Кратер завершали усмирение восставшей Греции. С тех пор, кроме Родоса, уже никто не противился власти македонян. Случилось иное, — всю военную мощь, накопленную Александром, преемники царя бросили друг на друга. Нашлись полководцы — Антипатр, Кратер, Антигон Одноглазый, Птолемей, сын Лага, и Лисимах, которые не пожелали признать верховной власти регента.

Разразилась первая сравнительно скоротечная междоусобная война. Птолемей первым понял, что империи пришёл конец. При разделе сатрапий он выбрал богатый, хорошо защищённый природой Египет и сделал столицей Александрию. Отказавшись от претензий на высшую власть, он и сам отказался подчиняться Пердикке. Поссорился с регентом и сатрап Великой Фригии Антигон. Пердикка приказал ему завоевать для своего друга Эвмена Каппадокию, Антигон отказался, был вызван в Вавилон на суд, но вместо этого, бросив провинцию, с шестнадцатилетним сыном Деметрием бежал в Европу к Антипатру и Кратеру, которые в то время заканчивали «умиротворение» Этолии.

Из приближённых Александра Пердикку поддержал только Эвмен. Этот грек из Кардии, бывший письмоводитель царя, оказался блестящим организатором и полководцем. Он стремился к единству империи и неизменно поддерживал сторонников царского дома. Пердикка сам завоевал для него Каппадокию и оставил нового сатрапа оборонять Малую Азию от войск Антипатра и Кратера, а сам двинулся на юг подчинять Птолемея.