Эпилог

Но вернемся к нашим скромным возможностям, к нашим терпеливым усилиям обойти проволочные заграждения или даже разрезать проволоку, если это возможно. Я сказал, что они связаны с идеей представительства. В самом деле: государственной власти необходимо доказать, что в нашей стране господствует свобода, что граница, в сущности, почти открыта. Что все происходящее совершается по доброй воле — не буду повторять того, что можно прочитать в любом номере любой газеты. Среди этих доказательств одно из первых мест занимает искусство. Кто смеет говорить о какой-то несвободе, если поэты Евтушенко, Вознесенский путешествуют по Западной Европе и Америке, выступают перед тысячными аудиториями, живут за границей по три, четыре месяца, а то и полгода. А гастроли наших театров, хоровых и танцевальных ансамблей, знаменитых музыкантов, певцов и актеров? Не беда, что время от времени большие и маленькие, известные и неизвестные деятели искусства просят политического убежища во Франции, в Англии, в Италии, существенно важно украсить фасад страны доказательствами свободы, причем своей, особенной свободы, с которой не смеет равняться европейская демократия.

Разумеется, представительство — явление многогранное, и то, о чем я пишу, лишь одна из его сторон. Оно является принадлежностью и промышленности, и торговли, и дипломатической игры. В развитии искусства оно занимает маленькое место, но исключить его положительное значение нельзя, тем более что к нему надо присоединить и другие, глубоко характерные явления.

Когда три года тому назад я прервал работу над «Эпилогом», трудно было представить себе появление романа В.Аксенова «Поиски жанра» с подзаголовком «Круглые сутки нон-стоп». Мне могут возразить, что это тот же допуск, в результате которого имели большой успех холсты художников-авангардистов. Правительство догадалось, — объяснили бы мне, — что «левая живопись» не в силах подорвать идеологию, правда омертвевшую, но упорно разогреваемую и составляющую основу «логократического государства». Что ее можно и даже полезно допустить, потому что она по самой своей природе как бы подчеркивает идею свободы. Но как в таком случае объяснить появление талантливого романа В. Белова «Кануны», который не только показывает, как много потеряла страна от коллективизации, но подсказывает крамольную мысль о деревне как основе основ исторического развития России? Как объяснить появление романа В.Распутина «Живи и помни», в котором смело изображена трагедия дезертира, тема немыслимая для всей шестидесятилетней истории советской литературы? Как объяснить появление повестей Трифонова «Дом на набережной» и «Старик», в которых вопреки запрету прошлое все-таки показано, хотя и через матовое стекло? Это уже не представительство. Это новая литература, о которой я впервые заговорил еще на обсуждении «Ракового корпуса» Солженицына в Союзе писателей. Новая литература продолжает развиваться вопреки тому, что в ее положении с конца шестидесятых годов произошли опасные перемены. Печать немоты лежит на событиях, уродливо перестроивших весь нравственный строй или утопивших его в болоте равнодушия и цинизма. Обдуманная фальсификация истории остро и болезненно отражается на развитии искусства. Макетная сталинская литература рухнула, усилия Платонова, Булгакова, Пастернака, Цветаевой, Ахматовой и других мучеников и гениев русской культуры не пропали даром, но ведь и они — в прошлом, за железным занавесом немоты.

Правда, в последнее время наметилось стремление превратить их в писателей, жизнь которых была безоблачно счастливой. В предисловии к книге О.Мандельштама, ожидавшейся десятилетиями, критик Дымшиц сделал поэта любителем туристских поездок — почему бы в самом деле в поисках развлечений не прокатиться в Магадан или не пожить годик-другой в Воронеже? Ю.Оксман рассказывал мне, что Мандельштам, уже полубезумный, беспомощно бродил по лагерю и копался в куче отбросов, надеясь найти что-нибудь съестное. Над кощунственным предисловием Дымшица честные люди горько посмеялись, но оказалось, что оно не упало с неба. Зачеркиванье прошлого, охватившее все стороны жизни, продолжается. К созданию мнимых биографий привлекаются телевидение и кино. Странно, что этой игрой в куклы занимается громадное, могущественное государство. Ведь организованный обман может рухнуть (когда-нибудь рухнет), как карточный домик, пред одной книгой, как рухнула тайна лагерей и рабского труда, когда появился «Архипелаг ГУЛАГ».

Вот почему нельзя не оценить мужество тех, кто отказывается согласиться с этой продиктованной немотой. Я писал об этом в «Речи, не произнесенной на Четвертом съезде». Вот почему так восхищает всех честных писателей позиция В.Войновича, написавшего своего «Чонкина», который шагает уже по всему миру, показывая, что могла бы делать наша литература, если бы ее не топтали.