Мне приходилось сидеть с уголовниками, в частности с карманными ворами. Все они, между прочим, замечательные слушатели. Они часами слушали, как я пересказывал им романы Жюля Верна или Дюма. Они делились со мной и тайнами своей “профессии”.
“Самое главное, — говорил мне один парнишка лет восемнадцати, — отвлечь внимание, тогда “он” (обкрадываемый) как баран становится. Не только кошелек из кармана вынешь, а и часы срежешь. Ничего не заметит!”
Отвлечь внимание! Но как?.. Я сделал четыре фигурки из хлеба. Пользуясь ими, я разрабатывал всевозможные варианты, чтобы встать, заслоняя от наблюдающих правую или левую руку».
Он передал записку и вернулся на «шарашку» счастливым. «Рукопись была в верных руках. Рано или поздно она увидит свет. Я не сомневался, что на следующем свидании я найду возможность дать понять З.В., что рукопись нужно печатать независимо от моей участи. Но судьба решила иначе…»
Множество благоприятных обстоятельств сопутствовало тому смелому шагу, на который решилась З.В. В третьей части романа «Открытая книга» я подробно рассказал (с ее слов) о первых шагах русского пенициллина. Это были трудные шаги, ей приходилось преодолевать инертность Наркомздрава — «начальство медлило, взвешивало, сомневалось» — на эти страницы моей книги может без опасения сослаться будущий историк советской медицины.
В 1943–1944 годах З.В. удалось добиться успеха. Приехал знаменитый Флори (в моем романе он назван Норкроссом) и привез — в подарок союзникам — штаммы английского препарата. Я не выдумал «дуэли» между З.В. и Норкроссом, когда при сравнительном изучении русский пенициллин дал лучшие результаты. Сохранились протоколы.
Это состязание почти совпало с поездкой З.В. на фронт в составе бригады, которую возглавлял главный хирург Красной армии Н.И.Бурденко. Поездка оказалась более чем удачной, волшебное лекарство на глазах изумленных свидетелей отменяло смертные приговоры, возвращало к жизни безнадежных раненых и больных. Из многих клиник приходили радостные известия, доказывавшие, что спектр действия препарата необычайно широк.
И З.В., жена (или вдова?) A.A.Захарова, у которой уже за плечами был Сталинград, в котором она остановила эпидемию хо
леры, — З.В., с ее уложенным на всякий случай чемоданчиком, годами стоявшим под кроватью, — бросила на одну чашу весов успех, а на другую — освобождение Льва. На этот раз письмо Сталину подписывают виднейшие ученые страны во главе с вице-президентом Академии наук Л.А. Орбели. Но на конверте З.В. пишет только одно имя: Н.И. Бурденко. И это был обдуманный шаг, потому что Главнокомандующий не может не прочитать письма главного хирурга армии, — на всех фронтах генеральное наступление.
В 10 часов утра 21 марта письмо передано в Кремль, а в первом часу ночи… Но здесь уместно, мне кажется, передать перо брату.
«…После тяжелого припадка грудной жабы меня положили в Бутырскую больницу. На пятый или шестой день вечером загремел засов, открылась дверь, и в камеру вошел… комиссар второго ранга, тот самый, у которого я недавно был. Зачем? Что ему нужно еще от меня? Волна беспокойства и тревоги заставила насторожиться до предела. Комиссар был большим начальством, полагалось встать. Я продолжал лежать в постели и молчал. Комиссар сел на свободную кровать, стоявшую у противоположной стены.
— Вот что я хочу сказать вам, профессор, только, пожалуйста, не волнуйтесь, все будет теперь хорошо. Ведь жить у нас вам, наверное, надоело, не правда ли?
— Мне кажется, что это никому здесь не интересно, и меньше всего — вам.
Я отвечал довольно резко. Казалось, комиссар просто издевается надо мной. Но не для этого же он приехал.
— Пожалуйста, не волнуйтесь, профессор. Я приехал сказать вам, что вы можете ехать домой. Да, домой.
Я лежал укрытый одеялом и молчал.
— Я говорю вам совершенно определенно — вы будете освобождены. Вызовите сюда дежурного врача, — обратился он к конвойному, вместе с которым вошел в камеру.
Не прошло и минуты, как вошла женщина-врач. Ясно, она была предупреждена и находилась где-то рядом. Что же за комедия разыгрывалась передо мной?
— Каково состояние заключенного? Могу я его у вас забрать? — обратился комиссар к врачу.
— Да, состояние удовлетворительное, можно взять. — Доктор даже не посмотрела на меня.
— Тогда прикажите, чтобы принесли его одежду. — Доктор вышла, и конвойный вышел вместе с ней.
Принесли мою одежду. Я встал и оделся. Немного кружилась голова. Неотступно сверлила мысль — что же все это значит?
Мы вышли в коридор, безукоризненно чистый и широкий. По мягким дорожкам, расстеленным вдоль камер, беззвучно ходили часовые, заглядывая в “глазки” камер. Они становились во фронт, когда мы проходили мимо, и отдавали честь комиссару. Мне стало весело. Никогда не думал, что буду ходить по этим знакомым коридорам под таким почетным эскортом. Но что же дальше? Спустились на первый этаж. Зашли в какую-то комнату канцелярского типа.
— Подождите меня здесь. Я зайду к начальнику тюрьмы и сейчас же вернусь.