Эпиталама

В гостиную вошла Эмма. Она положила свое вышивание в корзинку, взяла платье маленького Луи, над которым корпела все утро, и сказала Берте, по-прежнему сидевшей, устремив глаза в книгу:

— Ты там не шуми наверху. Дети спят. Я оставила дверь открытой, чтобы к нам шло побольше воздуха.

И поднялась к себе в комнату. Ее шаги донеслись сверху, и в доме воцарилась тишина.

Берта отложила книгу, выждала еще немного, потом, чуть слышно ступая по плиткам прихожей легкими матерчатыми туфлями, прошла в очень темную бильярдную. Поглядывая в зеркало, она надела украшенную маргаритками шляпку, расправила концы немного помятого пояса, подошла к лестнице и прислушалась. Все спали. Из подвального помещения слышались гасконский говорок Викторины и позвякиванье переставляемой посуды.

Она вышла через садовую калитку. После полумрака комнат лазурный блеск дня ослепил ее. Она прикрыла глаза, ослепленная белизной дороги, чувствуя на щеках прикосновение раскаленного воздуха. Между кустами она прошла к Сент-Илерской дороге, пересекла засохший ручей и пошла дальше по открытой тропинке, где в этот знойный день, кроме нее, никого не было видно.

Она поднялась на затененный несколькими соснами пригорок, села возле высокого куста дрока и, вытирая платком влажные руки, раскрыла принесенную с собой книгу.

Иногда она окидывала взглядом дорогу, смотрела на поля и деревья, неподвижно раскинувшиеся в сверкающем мареве, на маленький с ослепительно белыми стенами домик посреди сада, полного листвы и крупных желтых цветов. Около дома работала какая-то женщина. Берта знала, что женщина видит ее, но не узнает, и этот уголок деревни, куда она никогда раньше не заходила, казался ей некой далекой страной.

Уже на повороте дороги, посмотрев в сторону сосен, Альбер увидел белое платье.

— Вы не слишком поздно вернулись? — спросил он, беря Берту под руку. — Я уверен, что позавчера вы могли бы остаться подольше.

Они пересекли луг и подошли к небольшой рощице.

— Здесь нам будет хорошо, — сказал Альбер, садясь. — Если кто-то появится, я спрячусь за этим валежником, а вы продолжите свое чтение.

Он приподнялся, чтобы вытянуть ногу, и снова сел возле Берты.

— Вам не нравится, что я трогаю ваши руки, потому что вам жарко… Это ничего. Я очень люблю этот ваш маленький браслет… Эту тоненькую цепочку у вас на шее… Эти милые, простенькие украшения… это ведь слон висит у вас на браслете, ну да, слон, и колокольчик, и башмачок.

Он протянул руку, обнял Берту, прижал ее к себе и надолго замер, закрыв глаза; безмолвная обжигающая тишина окружала их.

Когда он разжал руки, то сразу увидел широко открытые и спокойные глаза Берты, казалось, наблюдавшие за ним все это время. Она тут же высвободилась из его объятий и немного отодвинулась.

— Ну и жара! — сказал Альбер, откидывая прядь волос со лба. — Видите, здесь мы в полной безопасности. С нашей стороны было бы очень неосторожно стоять напротив дома. Вчера мне как-то внезапно пришло это голову. И еще я подумал, что мне надо заехать в Фондбо. А то Дюкроке нас уже почти месяц не видели. Я заеду туда в четверг. Постарайтесь тоже прийти. Впервые я не буду все внимание уделять вам.

— В четверг? — спросила Берта, разглядывая насекомое в пожелтевшем мху. — Если Шораны поедут в Фондбо, я смогу поехать вместе с ними.

— Мари-Луиза не сказала вам, что нас подозревают…

— Нет, — сказала Берта, раздвигая траву, куда пыталась скрыться букашка. — На нас не обращают никакого внимания.

— Вы так интересуетесь насекомыми?

— Это жужелица, — сказала Берта.

— Жужелица! Надо же, какие у вас познания!..

— Я знаю названия кое-какой живности, потому что выросла в деревне и потому что Эдуар мне объяснял. Сейчас мы ее освободим. Это очень полезная букашка. Она поедает гусениц, — сказала Берта, ложась на траву.

— Сколько же всякого трагического, оказывается, происходит в траве! — сказал Альбер. — Если бы жужелица решила быть помилосердней, у нас совсем не стало бы овощей. А как бы тогда повели себя кроткие вегетарианцы? Я обсужу с госпожой Видар мораль этой нашей кровожадной помощницы. Добрая она или злая?.. Вы, конечно, слышали, что умерла Мари Брен.

— Да, Эмма мне сообщила. Вроде бы она умерла неожиданно.

— Кажется, Эснер построил для нее замок в Перигоре. Успели только ковры постелить. А она умерла. Какая красивая женщина! Вы помните ее? Надо бы вспоминать о ней хоть иногда. Это наша обязанность — вспоминать красивые исчезнувшие лица. Ведь после нас ее уже никто не увидит. О чем вы задумались, маленькая мечтательница?..

— Я думаю о том, что вы говорите, — сказала Берта, подходя к Альберу, который протягивал ей руки. — Я очень люблю размышлять надо всем, что вы сказали.

Тут она вдруг потрогала жилет Альбера, шаловливо и ласково прижимаясь к нему.

— У вас столько карманов! — восхитилась она.

Она вытащила часы Альбера, потом, роясь в другом кармане, извлекла оттуда бумажку и с важным видом развернула ее.

— Какой вы еще ребенок! Это же обыкновенный трамвайный билет.

— А я думала, вы выбрасываете их раньше времени.