Эпиталама

Пытаясь забыться, прервать усилием воли навязчивую работу мысли, он несколько раз рассказал про себя басню про ворону и лисицу. Не помогло: по нему пробежала дрожь, словно нервы его были растревожены какими-то назойливыми токами, исходившими от лежащего рядом неподвижного существа.

— Нет, ну сколько можно! Это же просто безумие! — закричал он, спрыгивая с кровати.

Он включил свет и начала расхаживать по комнате.

— Объясни мне наконец, в чем дело! Перестань злиться! Давай лучше поговорим! Ты спросила меня: «Ты думаешь о госпоже де Буатель?» Я тебе ответил: «Ну вот, опять твоя безрассудная ревность». И из-за такой ерунды у тебя перехватывает дыхание и ты впадаешь в истерику… Или, может быть, это уже я начинаю сходить с ума?

Берте его рассуждения показались бредом, бесконечно далеким от ее страданий.

Альбер сел в кресло. Близость этой растерянной, неспособной воспринимать его слова женщины как будто набрасывала на все окружающее пелену неуверенности и уныния. «Моя жизнь просто невыносима», — думал Альбер. Он чувствовал, что страдание проступает в исказившихся чертах его лица: это должно тронуть Берту. Однако в зеркале напротив он увидел всего лишь утонувший в кресле бледный силуэт человека с взъерошенными волосами.

Альбер встал и посмотрел на кровать. Мысль о том, что ему придется вновь ощутить рядом с собой эту женщину, упивавшуюся собственными горестями, привела его в ужас, и он стал медленно одеваться.

Он вышел из спальни, зажег свет в прихожей, потом в гостиной. Сел на диван; увидев валявшуюся на полу газету, вспомнил Берту, появившуюся здесь сегодня вечером в своем атласном платье. «Как давно это было!» — подумалось ему. В столь поздний час в нарушаемой лишь боем часов тишине сдвинутые с места стулья и другие расставленные в легком беспорядке предметы сохраняли свой привычный вид, но обрели вдруг какую-то строгость и отстраненность. Он думал: «Завтра Жантийо!.. Какое ей дело до моей работы! Она только и думает о своих сумасбродных выходках. Вот ведь несчастье! Рядом с этой одержимой мне уже начинает казаться, что и сам я погружаюсь в какую-то бездну, что все вокруг заколебалось, что у меня больше нет опоры и желания что-либо делать… Эта старая и до мелочей знакомая гостиная тоже словно превратилась в галлюцинацию. Из чего же такого она соткана, эта близость двух людей, коль скоро от нарушения ее сердце готово выскочить из груди?»

«А почему, собственно, я должен из-за этого так переживать? — подумал Альбер, вставая. — Я слишком долго прожил в одиночестве, чтобы теперь терзаться из-за глупых выходок нервной женщины».

Он вошел в кабинет и сел за стол. «Будем работать, — сказал он себе, взяв в руки папку с делом Жантийо. — Морен ведь работает по ночам».

Он посмотрел часть своих записей. Усталость исчезла. «Я придумаю что-нибудь получше», — подумал он, словно в его возбужденном мозгу появились какие-то новые, более тонкие механизмы восприятия. Он припомнил один аргумент, который приводил ему Жантийо. «А это мысль; как я раньше об этом не подумал?» — и Альбер еще раз перечитал контракт. Листая справочник по праву, он вдруг совершенно по-иному взглянул на свои доводы и тут же записал их.

Он услышал, как чья-то рука повернула ручку двери, и обернулся. Дверь открылась. Появилась Берта в накинутом на плечи зеленом пеньюаре, посмотрела на него невидящим, холодным взглядом и исчезла.

«С ней все то же», — подумал он и снова заглянул в справочник. Он был доволен тем, что, когда она вошла, ему удалось сохранить спокойный и презрительный вид. «Шенонсо», — сказал он себе, вспомнив о недавнем постановлении суда, подтверждавшем его тезис; он просмотрел папку с подборкой юридических журналов. «Ладно, Ваньез мне его найдет. Он сам мне говорил о нем».

Он принялся читать главу из своего старого учебника по праву. Вернее, он пытался читать, но ему то и дело мешали то легкий гул в ушах, то ночная прохлада, то тень на столе вокруг светового круга, то царившая в доме тишина, и он без конца поворачивался в сторону двери. То ему вдруг начинало казаться, что кто-то ходит по коридору, то он ощущал рядом с собой неясный шорох, ожидая, что вот-вот появится призрак в зеленой тунике.

Он встал, прошел в спальню, лег в постель, не зажигая света, и уснул.

* * *

— Опоздал я немного, — сказал Альбер, торопливо вбегая в свой кабинет, где его уже ждал Ваньез. — Плохо спал сегодня ночью.

Он бросил взгляд на конверт, который протягивал ему Ваньез.

— Утром никого, за исключением Виоле, не принимаю, — сказал Альбер, сосредоточенно глядя на письмо. — Наверное, он уже пришел. Я слышал звонок в дверь… Скажите-ка, Ваньез, — произнес Альбер, проводя кончиками пальцев по векам. — Вы припоминаете продажу замка Шенонсо? Вы мне как-то рассказывали о ней. Постарайтесь для меня найти постановление суда об этом. Потом мы о нем с вами поговорим.

Господин Виоле сел в кожаное кресло.

— Слушаю вас.

— Знаете, со мной происходит что-то странное, — сказал господин Виоле, вставая и пересаживаясь в другое кресло поближе к Альберу.