Эпиталама

«Он боится, что я люблю его слишком сильно», — думала Берта, снова принимаясь за работу, и не без легкого чувства стыда подавила в себе внезапно охватившее ее волнение плоти.

* * *

— Я могу подождать, если помешал тебе, — сказал Кастанье, входя в кабинет Альбера.

Альбер приветливо тронул его за плечо:

— Ты пришел как раз вовремя. До шести у меня нет никаких встреч.

— Много работы, да?

— В этом году буквально нет никакого просвета, — сказал Альбер, садясь в кресло. — А Ваньез настоящий лентяй. Но уволить его у меня не хватает духу.

Он замолчал, провел рукой по векам, словно хотел избавиться от навязчивых образов, затем, приняв сосредоточенную позу, остановил взгляд на Кастанье.

— Мне кажется, что я уже более или менее в курсе твоих неприятностей, — мягко сказал он.

— Да… — прошептал Кастанье, поморщившись.

— Только ты скажи мне сначала поопределеннее, какие у тебя сейчас отношения с Одеттой.

— И сам даже не знаю. Когда я увидел ее в этом жутком состоянии, я просто взял и ушел. Так нелепо. Меня охватил такой ужас, что я просто не смог вернуться назад.

— Ты ей сам обо всем рассказал?

— Она сама уже догадывалась. Все мои мысли написаны у меня на лице. Я взял и все ей рассказал. Мне было необходимо выговориться.

Альбер вытянулся в кресле, провел рукой по лицу, легонько нажал пальцами на веки. Мысли его работали четко, на сердце не было никакой тревоги — а здравое суждение и энергия способны одолеть любую неприятность.

— Значит, так! — воскликнул он, схватив разрезной нож. — Нужно все это исправить!

От такого бодрого и добродушного тона на душе у Кастанье сразу стало легче.

— Тебе надо было немедленно предупредить меня.

— Да, ты прав. Я просто потерял голову.

— Если бы ты предупредил меня, я бы встретился с Одеттой, и все было бы улажено. А то воображение распаляется, начинаешь принимать себя за героя трагедии, полагаешь, что оказался в безвыходном положении, и, хотя где-то в глубине души понимаешь, что выход все-таки есть, упорствуешь, играя чужую, нелепую роль, рискуя совершить преступление. Ты, разумеется, уже больше не думаешь о госпоже де Буатель?

— О! Конечно же, нет! — воскликнул Кастанье, испуганно отмахиваясь, готовый отказаться от всего, чтобы только избавиться от своих неприятностей.

Альбер продолжал:

— Прежде всего мне нужно будет поговорить с Одеттой. У меня на шесть назначена встреча. Я буду у тебя между семью и половиной восьмого. Я знаю Одетту. Она женщина разумная. У меня созрел план.

Он расхаживал по комнате и говорил, говорил, не останавливаясь. По мере того как лицо Кастанье светлело, он находил все более убедительные доводы и чувствовал, как от его силы убеждения в восприимчивой душе его друга воцаряется мир и покой.

— Войдите, — резко сказал он.

Он нахмурил брови, сурово глядя на приближавшегося к нему Юго.

— Я сейчас никого не принимаю, — сказал он, беря у него визитную карточку, — кроме господина Шавуа, в шесть часов.

— Так что вот, старина, — сказал Альбер, видя, что Кастанье снова начинают охватывать сомнения, — все должно устроиться. Рано ты запаниковал. Ты, конечно, виноват… но когда и та, и другая стороны готовы примириться, такие обиды забываются гораздо быстрее, чем принято считать. Легкий удар — и кажется, что жизнь разбита. К счастью, разбить ее все же не так просто. Нужно только, чтобы кто-нибудь посторонний вмешался и вытащил потерпевших из пропасти, чтобы прозвучал голос со стороны. Я встречусь с Одеттой. Мне будет несложно выполнить мою задачу. У нее всегда было достаточно здравого смысла. Она любит тебя. Обожает сына. Ну так что, решено? — произнес Альбер, наблюдая за Кастанье, который от его слов вновь приободрился. — Надеюсь увидеться с тобой в половине восьмого. Если хочешь, подожди меня в гостиной, и мы поедем вместе. Берта сейчас там.

— Нет, спасибо, — ответил Кастанье, подходя к двери. — Я лучше пройдусь. Встретимся у меня дома.

Когда дверь за Кастанье закрылась, лицо Альбера снова стало серьезным. Из своего кабинета появился Ваньез и с загадочным видом потащил Альбера в прихожую.

— Дароль здесь, — сказал он вполголоса.

— Что ему нужно? — спросил Альбер, глядя на встревоженное лицо Ваньеза.

— Хочет поговорить с вами…

— Задержите его немного. Я скоро приму его. Мне нужно с ним поговорить.

— Похоже, и госпожа Пакари вас разыскивает, — сказал Ваньез, застегивая пиджак при виде появившейся в кабинете Альбера Берты.

— Одетта пришла, — тихо сказала Берта, подходя к Альберу. — Тебе бы надо ее принять. На нее просто жалко смотреть.

— Пусть зайдет! У меня очень мало времени.

— Садитесь вот сюда, — мягко произнес Альбер, подводя Одетту к креслу, придвинутому к его столу. — Поверьте мне, все это не настолько трагично.

Он замолчал, обратив внимание на то, какой у Одетты подавленный вид.

— Вы даже не представляете себе, что это такое, — глухо сказала она. — Это хуже, чем смерть.

Она комкала в кулаке носовой платочек, точно хотела размять в нем свои слезы.