Эпиталама

— Я думала… сегодня утром мне вспомнилась одна мысль Одетты; мне кажется, что мы живем с тобой как-то обособленно, что мы отделены друг от друга, потому что у нас слишком разные интересы. У тебя есть твоя работа, работа очень увлекательная; я тебе это не в упрек говорю, но все-таки почему женщину постоянно держат на расстоянии от всех тех обычных мужских дел, от всего того, что заполняет время мужчины, его мысли, его зрение? Да, когда ты смотришь на меня, я вижу в твоих глазах тень неизвестных мне забот. Расскажи мне о своей работе…

— Работа у меня весьма своеобразная, — поморщившись, сказал Альбер. — Чтобы заинтересоваться ею, нужно быть мужчиной, несчастным, отупевшим от работы мужчиной.

— То, что интересно тебе, никогда не будет скучным для меня. Нет никакой необходимости рассказывать мне обо всех своих процессах, но многое я вполне могла бы понять. Я уверена, что иногда смогла бы даже помочь тебе. Женщины часто мыслят более здраво, чем мужчины, отличаются большей интуицией. Это заблуждение, что они легкомысленны.

Берта замолчала, когда в гостиную вошел Юго, держа в руках поднос, который он мягко и торжественно поставил на стол.

Потом продолжила:

— Женщине оставляют только домашнее хозяйство, визиты и наряды. И получается, что каждый живет в своем замкнутом, недоступном для другого мире.

— Так ты думаешь, что мне безумно интересна моя работа! — воскликнул Альбер. — Позволь мне забыть о ней. Право же, — произнес он и выпрямился в своем кресле, чтобы взять чашку, поданную ему Бертой. — Давай лучше не будем портить наше чаепитие напоминаниями о юриспруденции.

Он поднес чашку к губам:

— Это другой, не тот чай. Я уверен, что его покупали не в «Руайяле».

— Да нет, это тот же.

— У Катрфажей всегда чудесный чай, — сказал Альбер, намазывая апельсиновый джем на уже сдобренное маслом печенье и приоткрыв рот от предвкушаемого удовольствия.

Почувствовав после этой легкой закуски прилив бодрости, он инстинктивно встал и направился к двери своего кабинета.

— Ты что, будешь работать?

— Да, немножко, до ужина…

— Дело Пантеза? — спросила Берта.

— Откуда ты знаешь про дело Пантеза?

— Ты же о нем целый час говорил при мне с Марионом.

Она закрыла дверь и продолжала:

— Ну вот, прекрасно! Расскажи-ка мне про дело Пантеза.

— Ты такая смешная, — улыбаясь, сказал Альбер. — Это очень запутанная история. Чтобы нам с тобой разобраться во всем этом ералаше, мне понадобилось бы не меньше двух часов.

— А ты возьми и просто расскажи мне все, как если бы я была мужчиной.

— Что ж, ладно! Слушай! — быстрым бесстрастным тоном сказал Альбер. — Когда госпожа Пантез выходила замуж, она была сиротой. Родители оставили ей состояние в двести тысяч франков, каковое она и принесла в приданое мужу. Пантез вложил эти деньги в небольшое предприятие по производству гравюр, им владеет его брат Поль Пантез, оно находится в России. Да, я забыл сказать, что госпожа Пантез вышла замуж, не заключив брачного контракта.

— Ты говорил Мариону, что он возил жену в Вену.

— Это деталь, — нетерпеливо сказал Альбер, — давай оставим это; мне надо поработать.

— Уверяю тебя, пока что эта история мне совершенно понятна.

— Разумеется, ты без труда поймешь эпизод с мехами и несчастья госпожи Пантез.

— Не думай о том, что я пойму, а что нет… Рассказывай, — сказала Берта, опять усаживая Альбера в кресло.

Он продолжил свой рассказ. Берта внимательно слушала его, время от времени утвердительно кивая головой. Однако, рассказывая, он вспомнил о возражении Мариона по поводу преимущественного права. Он знал, что если даже Берте и понятно значение его слов, то глубинный их смысл она уловить не в состоянии. Ведь для этого нужно было иметь представление о положении Катуа, о постановлении шестой палаты, о дискуссии между Верниолем и Кенелем и рассматривать вопрос так, как это делал он: через призму целого ряда текстов и контраверз, меняющих содержание дела.

— Мы выглядим смешно!

— Но я все прекрасно понимаю.

— Нет. Ты не можешь меня понимать. Впрочем, это совершенно естественно.

— Я могу повторить тебе слово в слово то, что ты мне сказал: «Господин Пантез вложил двести тысяч франков своей жены в компанию „Поль Пантез“. Компания была ликвидирована по взаимному согласию учредителей до того, как госпожа Пантез подала на развод. Господин Поль Пантез признал, что должен двести тысяч франков и в качестве гарантии представил свое торговое заведение».

— Ты просто повторяешь слова, которые для тебя не имеют никакого смысла.

— А тебе досадно оттого, что ты видишь, что я поняла…

— Нет, — раздраженно сказал Альбер, — ты ничего не поняла, потому что тебе не хватает элементарных понятий о том, что такое преимущественное право, что такое сделка, в чем состоят формальности обеспечения залогом. И это все совершенно естественно. Мне только не нравится твой самоуверенный вид. Сейчас я укажу тебе на самый интересный момент всего этого дела, в котором ты видишь только семейные неурядицы: «Можно ли утверждать, что преимущественное право имеет полную юридическую силу?»

— Да, преимущественное право имеет полную юридическую силу.