— Они у меня взрослые! Олеся — в девятом классе. Василина скоро с нее ростом будет. А Сережа в первый пошел.
— И муж отпустил?
Вздохнула тяжело:
— Не знает он ничего. В длительной командировке. А дети с бабушкой. Почему вызвалась? Во-первых, опыт какой-никакой есть, пригожусь. Во-вторых… Гены, наверное, срабатывают.
Встретив недоуменный взгляд, пояснила:
— Бабушка еще в первую мировую сестрой милосердия была. В Красном Кресте. Мама всю Отечественную операционной сестрой. Говорит: тогда было очень страшно и все-таки… не страшно. Потому что воевала вся страна. А сейчас… Вроде мир, мальчики бегают на танцульки, а другие мальчики в это время гибнут. К нам в окружной госпиталь поступали ребята из Афганистана. Молодой парень сидит в каталке, и ноги ампутированы уже донельзя… Сколько мы выхаживали таких. Без рук. Без глаз… Страшно… А теперь еще этот ужас в Армении…
Она отвернулась к окну и надолго замолчала. Потом снова заговорила.
— Может, потому и еду. Чтобы сердце не так маялось. Чтобы за детей не так бояться. Столько горя вокруг… Если я, женщина, мать, не откликнусь на беду, если я не приду, не спасу, не утешу…
И снова притихла.
— А вот дочка старшая — в слезы. Ей скоро шестнадцать. Уже и гости приглашены, весь класс соберется… Так и еду. Муж не знает, дочь плачет… Так и еду.
Взлетали за полночь, вжимаясь в борта: весь отсек загромождал чудовищных размеров подъемный кран. Обтянутое полиэтиленом медицинское оборудование рядом с ним казалось игрушечным. Под высоким потолком тускло светились плафоны. Среди шинелей и рабочих спецовок одиноко белел женский свитер…
Недели через две дела привели в Ереванский гарнизонный госпиталь. Поскорее решив неотложные вопросы, собрался уезжать, когда кто-то завел речь об искусственных почках.
Тесен мир. Шедько работала здесь! Я увидел ее сразу, сквозь открытую дверь операционной. В лекарских доспехах, только глаза и остались, Татьяна Геннадьевна ассистировала врачу. Наконец заметила, коротко кивнула: узнала, мол, здравствуйте.
Минута, две, пять… Внизу сигналил водитель. Подполковник медицинской службы Виктор Гранкин, начальник отделения искусственной почки Главного военного клинического госпиталя имени Н. Н. Бурденко, сказал:
— Не ждите. Тяжелораненый у нее. Не скоро сменится. Как работает? Как видите. Более семидесяти гемодиализов. Шесть ультрафильтраций. Что это значит? Да, считайте, шестерых с того света вытащила.
Уже в машине, перелистывая блокнот, споткнулся на одной дате. Нет, календарь на часах не врал. Это и был день рождения ее старшей дочери.
— Еще вопросы?
Офицер извлек из папки письмо.
— Некая Айрутян… — замялся. — Она будто не в себе, товарищ генерал.
Комендант Особого района города Еревана генерал-лейтенант Макашов пробежал неровные, торопливые строки.
— Пригласите.
Вошла молодая женщина в черном и в растерянности остановилась:
— Я — Эсмеральда…
— Проходите, не стесняйтесь, — ободрил генерал.
Присела у стола. Утомленное, бледное, но изящное лицо. Смоль густых волос. Тонкие пальцы теребят ручку сумочки…
Ничего странного в посетительнице генерал не заметил.
— Меня зовут Альберт Михайлович, — представился. — Что же стряслось?
Женщина еле слышно произнесла:
— Я — не армянка… Фамилия армянская. По мужу. А я… азербайджанка!
Она говорила так, будто выдавала страшную тайну. Генерал не перебивал и уже не улыбался. Увы, эта женщина имела основания скрывать свою национальность.
— Азербайджанка по отцу, — продолжала Эсмеральда. — Мама — армянка. Девушкой она была первая красавица, и отец украл ее… Нет, я не о том. У меня наоборот. Азербайджанка, а муж — армянин… Я вас запутала, простите, но постарайтесь понять, это очень важно! У нас все ладилось, поверьте. Любили друг друга. Денег, правда, не хватало. Поехали в Тюмень работать. Сына там родила. Словом, все хорошо было. Пока не приехали в отпуск. Сюда, к родителям мужа. Село у них смешанное. То есть две национальности живут. Господи, лучше бы мы не приезжали! Но кто мог знать? Такого на моей памяти не было… От меня вдруг отвернулись все. На улицу не могла выйти — оскорбляли на каждом шагу. Убить грозились…
— За что?
— Одни — за то, что живу с «неверным». Другие — что мусульманской крови я. Муж ходил сам не свой. Умоляла: вернемся в Тюмень. А он молчал… Я не выдержала, сказала: заберу ребенка и уеду. И тогда…
Она терла, терла виски.
— Воды?
— Нет, нет, — всполошилась. — Выслушайте! У меня забрали ребенка. И сказали, что не отдадут. Никогда. Даже если до самой Москвы дойду.
— А муж?
— Притронешься к ребенку, говорит, — убью.
Она подняла на Макашова глаза.
— Помогите! Молю вас! Мне больше никто не поможет… Комендант отвел взгляд. Взял зачем-то ручку со стола…
— Я искренне хотел бы помочь, но это не в моей власти. Этим вправе заняться прокуратура.
— Я была в МВД республики! Сказали, что помогут только военные.
Генерал покачал головой:
— Это вам сказал… нечестный человек.
— У кого же просить защиты? Я ведь с акцентом говорю. Ни в Армении, ни в Азербайджане за свою не принимают…
— Где вы живете?
— У подруги прячусь.