— Тотль, сказалъ мистеръ Габріэль Парсенсъ: — ты вдь знаешь меня: я человкъ откровенный, говорю что думаю, и что думаю, то и говорю, терпть не могу церемоній и ненавижу скрытность и всякое притворство. Нельзя назвать хорошимъ то домино, которое скрываетъ одну только наружность, а не производитъ того чтобы и дурное казалось хорошимъ; да тоже и то домино нехорошо, изъ подъ котораго блыя бумажные чулки кажутся шолковыми. — Послушай, вотъ что я хочу сказать теб.
При этомъ мистеръ Парсенсъ остановился и сдлалъ весьма длинный глотокъ. Въ свою очередь и мистеръ Тотль прихлебнулъ изъ стакана, помшалъ огонь въ камин и принялъ видъ глубочайшаго вниманія.
— Впрочемъ, къ чему тутъ долго разсуждать! снова началъ коротенькій джентльменъ. — Ты вдь хочешь жениться… не такъ ли?
— Почему же! отвчалъ мистеръ Тотль, недовольный предметомъ разговора. — Почему же…. конечно…. по крайней мр мн кажется, что я отъ этого непрочь.
— Такъ что же, ты хочешь? сказалъ коротенькій джентльменъ. — Говори коротко и ясно; иначе сейчасъ же и длу конецъ. Ты хочешь имть деньги?
— Мн кажется, вамъ уже извстно это.
— Ты любишь прекрасный полъ?
— Люблю.
— Слдовательно, ты хочешь и жениться.
— Конечно.
— Такъ я теб скажу, что ты и женишься.
— Вотъ теб и конецъ!
Сказавъ это, мастеръ Габріэль Парсонсъ понюхалъ табаку и сдлалъ другой грогъ.
— Но, ради Бога, прошу васъ, говорите ясне, сказалъ Тотль. — Согласитесь сами, что нельзя же оставлять меня въ недоумніи, если предлагается партія сколько нибудь интересна.
— Послушай, отвчалъ мистеръ Габріэль Парсонсъ, боле и боле разгорячаясь какъ предметомъ этого разговора, какъ и грогомъ: — я лично знаю лэди, она теперь остановилась у моей жены, и — ужь позволь сказать — вы съ ней будете пара превосходная. Воспитана отлично, говоритъ по французски, играетъ на фортепьяно, знаетъ изъ натуральной исторіи все, что касается до цвтовъ и раковинъ, и многое тому подобное; кром того она иметъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ, съ неограниченной властью располагать ими: они оставлены ей по духовному завщанію.
— Такъ что же! пожалуй я присватаюсь къ ней, отвчалъ мистеръ Тотль. — Вроятно, она уже немолода?
— Не очень; какъ разъ теб подъ пару…. Кажется, я уже сказалъ объ этомъ.
— А какого цвта волосы у этой лэди? спросилъ мистеръ Ваткинсъ Тотль.
— Вотъ ужь право не припомню, отвчалъ Габріэль съ величайшимъ хладнокровіемъ. — Впрочемъ, кажется, что у ней накладка; я съ перваго раза замтилъ это.
— Что за накладка? воскликнулъ Тотль.
— Будто ты не знаешь? это просто небольшая вещица съ локонами, сказалъ Парсонсъ и въ поясненіе словъ своимъ провелъ по лбу кривую линію. — Я знаю, что накладка черная, но не могу утвердительно сказать, какого цвта волосы ея; чтобъ узнать это, непремнно нужно пристальне замтить; во всякомъ случа, мн кажется, что они свтле накладки, такъ, что-то въ род дымчатаго цвта.
На лиц мистера Ваткинса Тотля отразилось сильное сомнніе. Мистеръ Габріель Парсонсъ замтилъ это и тотчасъ-же очень счелъ разумнымъ продолжать аттаку безъ дальнйшаго отлагательства.
— Скажи, Тотль, былъ ли ты когда нибудь влюбленъ? спросилъ онъ.
Лицо мистера Ваткинса Тотля запылало отъ самыхъ глазъ до подбородка и представляло прелестное смшеніе цвтовъ. Когда слдующее нжное дополненіе поразило его слухъ:
— Я полагаю, ты не разъ предлагалъ этотъ вопросъ самому себ, когда былъ молодъ…. Ахъ! извини пожалуста! и хотлъ сказать: когда ты былъ помоложе, сказалъ Парсонсъ.
— Никогда въ жизни! отвчалъ Ваткинсъ, съ видимымъ негодованіемъ, что его подозрваютъ въ подобномъ поступк: — никогда, никогда! Надобно вамъ замтить, что на этотъ счетъ я имю особенныя понятія. Я не боюсь дамъ, ни молодыхъ, ни старыхъ, — нисколько не боюсь; но мн кажется, что, по принятому обычаю ныншняго свта, он позволяютъ себ слишкомъ много свободы въ разговор и обращеніи съ кандидатами на супружескую жизнь. Вотъ въ этой-то свобод я никакимъ образомъ не могу пріучить себя, и, находясь въ безпрерывномъ страх зайти слишкомъ далеко, я получилъ титулъ формалиста и холоднаго человка.
— Я не удивляюсь этому, отвчалъ Парсонсъ, довольно серьёзно: — ршительно не удивляюсь. Но поврь, что въ этомъ случа ты ровно ничего не потеряешь, потому что строгость и деликатность понятій этой лэди далеки превосходятъ твои собственныя. Да вотъ что я скажу теб для примра: когда она пріхала въ нашъ домъ, то въ спальн ея вислъ старый портретъ какого-то мужчины, съ двумя огромными черными глазами… какъ ты думаешь — она ршительно отказалась итти въ эту комнату, пока не вынесутъ портрета, считая крайне неприличнымъ находиться съ нимъ наедин.
— И я тоже думаю, что это неприлично, отвчалъ мистеръ Ваткинсъ Тотль: — конечно, неприлично.