Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

Есть и третий подход к эпистолярию значительных личностей. Этот подход предполагает внимание к переписке как к серьезному историческому источнику, проявляющему в нескольких параметрах общения (в проблемно — тематических предпочтениях, в формальных особенностях письменного диалога, в эмоциональном тоне и т. п.) эпохальные характеристики.

Весьма обширное эпистолярное наследие В. Астафьева, начало публикации которого положил сам писатель, представляет интерес с любой из существующих позиций. Наиболее известные опубликованные собрания — эпистолярный роман «Крест бесконечный. Письма из глубины России», подготовленный в 2002 году В. Курбатовым, эпистолярный дневник 1952–2001 годов «Нет мне ответа…», созданный в 2009 году известным иркутским издателем Геннадием Сапроновым и два тома из пятнадцатитомника писателя. В ключевых собраниях есть один особенный адресат — выдающийся курский прозаик, один из лидеров литературного развития второй половины 1970 — х — 1980 — х годов, автор давно ставшей хрестоматийной повести «Усвятские шлемоносцы» (1977).

Но переписка с Е. Носовым имеет особый статус. Во — первых, Носов был постоянным корреспондентом Астафьева с 1963 года и до конца жизни. Во второй половине 1960 — х — в первой половине 1970 — х после писательских съездов, проходивших в Москве, Астафьев специально приезжал в Курск, в гости к Евгению Ивановичу, отправлял ему как первому читателю, в добром расположении которого был уверен, еще «сырые тексты», только ему признавался в «смертельной усталости»[105]. Правда, в середине 1970 — х, по замечанию Е. И. Носова, «связь хирела», но потом неизменно восстанавливалась, в первую очередь, потому, что корреспонденты прекрасно понимали, что, как заметил однажды Астафьев, «не всякому можно довериться», «не всякий поймет все до конца». В этом случае уровень доверия, взаимопонимания, уважения был исключительным. О высочайшей искренности авторов, можно сделать вывод даже при анализе этикетных формул, используемых авторами писем для создания сильных текстовых позиций: милый Виктор; дорогой Виктор; Витя, дорогой; Витюха, родной, родной мой, Витек; обнимаю и целую Е. Носов, друг мой; Женечка…

Во — вторых, особенно доверительные отношения зависели не только от глубокой личной симпатии (Е. Носов писал В. Астафьеву: «…ты у меня один — друг, товарищ, с кем хочется говорить, молчать, пить водку, горевать, радоваться, раскрыться душой»[106], общности судеб, но и от сходства поведенческих установок (нежелания «окунаться в клановые разборки и в лжепатриотизм», как писал Астафьев; неприятия ни ГКЧПистов (Е. И. Носов), ни бывших партийных секретарей, ударившихся в православие, ни носителей «либеральных иллюзий», ни демократов, которые «в хватательных рефлексах превзошли коммунистов», державу «порушили» (Е. И. Носов). Кроме того, высоту писательской дружбы, на наш взгляд, определяла сдержанность Носова, его интеллигентность, не дававшая возможность Астафьеву проявлять амикошонство, к которому он в последние годы жизни был склонен — грешил поспешными оценками и несправедливо резкими высказываниями.

Наверное, некоторое значение имеет и то, что и Е. Носов, и В. Астафьев были не только писателями. В самое непростое для нашей страны время, в годы, совпавшие с активной фазой перестройки, они оба были секретарями Союза писателей России, где кипели страсти нешуточные. В это же время оба были избраны Почетными гражданами в родных городах — в Красноярске и Курске, номинировались часто одновременно на престижные премии. Все эти обстоятельства доказывают, что в анализируемых письмах зафиксирован отнюдь не обывательский взгляд на вещи, представлен диалог людей значительных, диалог, предъявляющий историческое время в разнообразных по смыслу, масштабу явлениях и событиях, в назревающих геополитических конфликтах.