Доказательством неслучайности употребления Пьецухом слова
Связь образов на интертекстуальном уровне предполагает родство героев различных эпох, в ряду которых может оказаться и фольклорный Илья Муромец, и «около — обломовский» Аркадий (Кирсанов) из «Отцов и детей», усиливая «вечную» компоненту данного литературного (и национального) типа. Однако, напомним, у Пьецуха данный тип героя обозначен как «вечный негодяй», как «самая вредная негодяйская категория» (с. 4). На сюжетном уровне определение «негодяй» дает персонажу уже упоминавшийся участковый уполномоченный Иванов: «Негодяй ты, вот ты кто! — говорил Иванов и начинал надевать фуражку» (с. 9). Однако какой смысл вкладывает писатель в подобное определение?
В поисках ответа на этот вопрос следует заглянуть в словари. Словарь В. И. Даля не имеет самостоятельной статьи на вокабулу «негодяй», истолкование данного понятия дается внутри словарной статьи «негодный» с выделенным антонимом «годный»: «Негодяй — дурной, негодный человек, дурного поведения, нравственности, мерзавец». Большой толковый словарь русского (современного) языка дает: «Негодяй — подлый, низкий человек».
Словарь синонимов русского языка: «Негодяй, подлец, мерзавец», с комментарием: «Низкий, бесчестный человек. Эти слова выражают резкую отрицательную оценку <…>»
Очевидно, что «резкая отрицательная оценка» не соответствует тому «вечному» литературному типу, о котором идет речь в рассказе Пьецуха и который выстроился в результате интертекстуальных связей (Илья Муромец — Илья Обломов — Аркаша Кирсанов).
Действительно, самым простым доказательством «резкой — не — отрицательности» героя Пьецуха может служить, например, его реплика об американцах:
«Слышь, мать, — говорит он, не вынимая мизинца из носа, отчего в его голосе прорезывается галльская интонация. — Сейчас передавали, что в Америке тридцать восемь градусов ниже нуля. Небось теплоцентраль вся полопалась, с электроэнергией, к чертовой матери, перебои… Жалко американцев, по — человечески жалко!»
Нелепое и комичное по сути замечание героя обращает на себя внимание, во — первых, потому что герой «взял моду молчать» («молчит и молчит, как воды в рот набрал»), а здесь его вдруг «прорвало», во — вторых же, потому, что при полном видимом равнодушии к близким, отчетливо прорисованном в рассказе, герой неожиданно обнаружил жалость к чужим и далеким американцам. Реплика «жалко <…> по — человечески жалко» едва ли может быть отнесена только на счет комического эффекта, к которому склонен Пьецух, ее «эксклюзивность» в тексте подчеркивает ее неслучайный характер, свидетельствует о стремлении автора подчеркнуть «аркадское» простодушие, наивность и доброту, то есть «не — отрицательность» персонажа (и типа). И тогда к герою Пьецуха применимы толкования «негодяя» не как «мерзавца» и «подлеца», а именно как «не годного» к чему — то человека.
Подтверждением данного толкования становится приведенный в финале рассказа (уточним: в одном из финалов, т. к. по существу их в рассказе два) диалог автора — повествователя с «приятелем, читателем — мудрецом», который не согласился с определением Аркадия как негодяя и предложил изменить название рассказа. Любопытно, что в приведенном телефонном диалоге дважды звучит именно слово «не годится», а заменой категории «негодяй» становится «несчастный человек» (с. 9). «Негодность» героя приравнивается к «несчастию», хотя автор — повествователь намеренно декларативно не соглашается с этим.