Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в.

Однако и во втором кольце Аркаша у Пьецуха — и не пастушок из Аркадии, наивный и добрый, и не Обломов, способный глубоко чувствовать, и даже не Чичиков Гоголя, но «негодяй» = «не — годный» ни к чему тип, который автором искусственно «приподнимается» до «вечности». Пьецух попытался создать «знаковый тип» героя, но не сумел избранную форму наполнить ценностным содержанием — цельного характера не получилось, смыслоемкой концепции образа не сложилось. Однако стремление писателя квалифицировать тип асоциальной личности в условиях советского государства само по себе интересно и могло быть плодотворным.

Глава 5. Лагерная проза: запретные горизонты

«Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына: общее и народное

Открытие лагерной темы в русской литературе связано с именем Александра Солженицына (1918–2008), с его рассказом 1959 ода «Один день Ивана Денисовича»[145]. По всей видимости, появление рассказа именно в эти годы обусловлено не только причинами субъективного характера, отдельными фактами личной судьбы писателя (знание лагеря, восьмилетнее заключение, освобождение, поселение, возможность писать), но и причинами объективными (XX съезд партии, развенчание культа личности, «хрущевская оттепель», послабление цензурных запретов). Однако наряду с предпосылками общественного и личного характера можно назвать и еще одно важное обстоятельство — обстоятельство литературного плана: появление в 1957 году рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека».

Литература 1950 — х — начала 1960 — х годов ставила во главу угла не проблему человека, а проблему «человека и массы», «личности и коллектива», причем масса, как правило, была серой и однообразной, личность — сильной и выдающейся. Развернувшаяся в эти годы дискуссия о положительном герое и литературная практика 1950–60 — х годов обнаруживала тяготение художников к герою — лидеру, активному социально и собственно героическому по типу характера. В начале 1960 — х годов один из современных критиков всерьез писал о том, что «типичный народный характер, выкованный всей нашей жизнью, — это характер борца, активный, пытливый, действенный». Шолохов же впервые в послевоенной литературе обращается к образу человека обычного, простого, рядового, ничем особенным не выделяющегося, о котором принято говорить как о «герое массы»: «Шолохов не награждает своего героя ни исключительной биографией, ни качествами выдающейся личности», он стремится придать судьбе героя черты «всеобщности», «всемерно подчеркивая обычность пути» Андрея Соколова и выделяя народные составляющие характера героя[146]. Его герой — это уже не просто герой безликой массы, но герой из гущи народной.

Вслед за Шолоховым Солженицын избирает главным героем своего повествования человека обыденно простого, намеренно «усредненного», внешне неприметного крестьянина из глубинки. Подобно Шолохову, сознательно избравшему для своего рассмотрения «судьбу человека», ровесника века, с биографией, как у большинства россиян военного и предвоенного времени, Солженицын обращается к истории заключенного — «идеального негероя», чья судьба, как и у Шолохова, судьба человека, судьба одного из многих, судьба «простого Ивана» («Архипелаг ГУЛаг»)[147].

Выбор Солженицыным «простого» героя имеет свою мотивацию: в условиях традиционно — аграрной России судьба крестьянина — землепашца — судьба всего народа, и образ Ивана Денисовича, человека безропотного, бессловесного, безобидного, позволяет Солженицыну показать колоссальные масштабы того процесса, который до глубины поражал все слои существовавшего государственного строя.

Установка на универсальность (типичность и характерность) рассказа о судьбе крестьянина Шухова достигается уже в самом названии — «один день», то есть один из многих и подобных. В первоначальном же названии — «Щ — 854» — с подзаголовком «Один день одного зека» типизация и обобщение были доведены до еще более высокого предела.