Можно назвать не совсем удачными принципы отбора воинских частей для обработки формуляров. Так, не были использованы данные об офицерах гренадерских и егерских полков. Но как раз они наиболее эффективно использовались при применении тогда самой передовой тактики колонн и рассыпного строя. Гренадеры рассматривались как основной резерв для нанесения главного удара (в колонном строю), а егеря предназначались для действий в рассыпном строю. Кроме того, можно предполагать, что среди офицеров-егерей был выше процент участиях в сражениях и боях, так как именно егерские полки в 1812 г. вынесли на своих плечах основную тяжесть многочисленных арьергардных и авангардных боев. Гвардия и пехотные полки, как правило, участвовали в крупных боевых эпизодах и столкновениях. Вызывает сожаление, что диссертант не использовал в своем исследовании формуляры уланских полков, имевших свою национальную специфику. Там, в частности, традиционно проходили службу большое количество поляков, а в Татарском уланском полку ― литовские татары, носившие славянские имена и фамилии, но исповедовавшие мусульманскую религию. К сожалению, в диссертационном материале отсутствуют материалы об образованных незадолго до 1812 г. воинских соединениях: 27-й пехотной дивизии (формировалась в Москве на основе гарнизонных частей ― многие называли ее Московской гвардией), прекрасно зарекомендовавшей себя во всех крупных сражениях, а также сформированных графом И. О. Виттом четырех Украинских казачьих (регулярных) полках. В последнем случае можно предположить высокий процент среди офицеров выходцев из Украины. На наш взгляд, было бы предпочтительно сделать первоначальную выборку по полкам (оставив без изменения их количество) из всех родов и видов войск: гренадерских, пехотных, егерских, кирасирских, драгунских, уланских, гусарских.
Необходимо также указать, что в тексте рецензируемой работы встречаются некоторые ошибочные или неудачные положения. Так, на с. 69 утверждается, что формуляры после смерти офицера продолжали заполнять еще год-два. Это были исключительные случаи, как правило же, военнослужащий исключался из списков полка в течение 2–3 месяцев после кончины. В другом месте, на с. 144, следовало бы четко указать, что практика фиктивного зачисления на службу малолетних недорослей была искоренена не при Александре I, а жесткими указами императора Павла I. На с. 171 приведен единичный пример успешной карьеры происходившего из солдатских детей генерал-майора И. Т. Дренякина. Но поскольку указанный генерал не участвовал в кампании 1812 г. и служил в это время на Кавказе, то было бы уместнее привести случай с другим выходцем из солдатских детей ― Ф. А. Луковым, произведенного в 1812 г. за боевые отличия в генеральский чин.
Отмеченные пожелания и недостатки не снижают очень высокой оценки исследования Дмитрия Георгиевича Целорунго, который, безусловно, заслуживает присуждения ему искомой степени кандидата исторических наук.
Выступление на защите кандидатской диссертации Н. А. Могилевского «Дипломатическая и военная история заграничного похода русской армии 1813–1814 гг.»[616]
Кандидатская диссертация Н. А. Могилевского посвящена очень важной и слабо изученной в отечественной историографии проблематике ― критическому осмыслению военно-политических событий в Европе в 1813–1814 гг. и роли, которую сыграли российская императорская армия и русская дипломатия. Если дипломатические коллизии не были обойдены вниманием историков, то действия русских войск в этот период освещались в отечественной литературе схематично и отрывочно, как правило, при описании деятельности известных военачальников. В этом смысле представленная на соискание работа ― действительно первая попытка серьезного и комплексного научного исследования Заграничного похода русской армии. Уже в вводном разделе, посвященном анализу ключевых проблем научного изучения данного периода, автор показал себя серьезным и мыслящим исследователем с большим кругозором, что подтвердил и при анализе трудов своих предшественников. Н. А. Могилевский сделал очень детальный и обстоятельный научно-критический разбор работ (как отечественных, так и иностранных авторов) с широкими обобщениями, далеко выходящими за объявленные им хронологические рамки. Блестящее знание состояния научной разработки темы свидетельствует о большой эрудиции Н. А. Могилевского и свидетельствует о его зрелости как состоявшегося историка. Впечатляет и использованная им источниковая база диссертационного исследования, в первую очередь архивные материалы РГВИА, АВПРИ, архива Министерства иностранных дел Франции (Archives du Ministère des affaires étrangères), также обилие опубликованных сборников разнообразных исторических материалов на русском и на иностранных языках и мемуарных сочинений. При этом диссертант осветил все трудности архивных разысканий документов, связанных с темой.