Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

В западной политологической терминологии формула «coup d'etat» (государственный переворот) подразумевает неконституционный и большей частью насильственный захват верховной власти каким-либо лидером или группой лиц. Однако употребляется данный термин по отношению к политическим системам Нового и Новейшего времени (XIX–XX вв.), преимущественно в «незападном мире» (Африка, Латинская Америка) и не включает российскую практику XVIII столетия.[28] Применительно же к российским реалиям в работах современных западных историков употребляются либо традиционное понятие «coup», либо кальки с русского — «palace coup» или «palace revolution» («Palastrevolution»), применяемые не только при характеристике переворотов 1740–1741, 1762 и 1801 гг., но и по отношению к политическим кризисам 1725 и 1730 гг.[29]

Мы считаем необходимым, вслед за В. О. Ключевским, более дифференцированно подходить к соответствующим политическим событиям XVIII (и не только) столетия. Во-первых, предлагается всё-таки разделить понятия «дворцовый» и «государственный» переворот: осуществление последнего означает какое-либо изменение существующего политического строя («формы правления»), тогда как первый меняет только фигуру правителя. В связи с этим мы полагаем вполне обоснованным суждение, что к числу дворцовых переворотов необходимо причислить и смещения ключевых фигур, подобных Меншикову или Бирону.[30] Во-вторых, нам представляется, что терминологическое разнообразие самих источников XVIII столетия предполагает наличие важных для современников отличий, достаточных для того, чтобы под привычной для нас формулировкой «дворцовый переворот» видеть явления не вполне тождественные и к тому же претерпевавшие эволюцию.

Глава 1. Историография и источники по проблеме

Названное время имеет высокий интерес для историка.

С. М. Соловьёв

«Запрещённая» история

Многое из того, что относится к числу наиболее захватывающих страниц отечественной истории, надлежало навсегда вычеркнуть из официальной истории государства Российского, «предать вечному забвению и глубокому молчанию».[31] Позднейшие сочинители официальной истории могли даже позавидовать бесхитростным методам «исправления» прошлого в XVIII в.

Для молодого поколения современников этих событий официально как бы и не существовало. Первые учебники истории обычно использовали безличные формулировки о «вступлении» той или иной фигуры на престол без указания, как именно это вступление происходило. В подобных книгах нет «запрещённой» фигуры XVIII столетия — младенца-императора Ивана Антоновича, как и «кондиций» при вступлении на престол Анны Иоанновны, свержения Бирона или переворота 1762 г.[32]

В дальнейшем от столь примитивного «устранения» нежелательного прошлого пришлось отказаться, тем более что во второй половине столетия стали доступными заграничные издания мемуаров очевидцев и участников событий. Один из первых издателей такого рода документов, немецкий учёный-энциклопедист и издатель Антон-Фридрих Бюшинг в первом томе своего ежегодника «Magazin fur die neue Historie und Geographie» поместил и первую статью на эту тему «Основательно исследованные и изысканные причины перемен правления в доме Романовых»; затем там же появились жизнеописания ключевых фигур эпохи — А. И. Остермана, А. П. Бестужева-Рюмина, А. Лестока, Б.-Х. Миниха и даже «История императора Иоанна III» — свергнутого и заточённого Ивана Антоновича.[33]

В России век Просвещения стал временем создания системы школьного образования. В этой системе, по словам Екатерины II, изучение истории «не могло иметь другого вида и цели, кроме прославления государства». Императрица лично контролировала процесс подготовки школьного учебника по истории адъюнктом Академии наук и чиновником Коллегии иностранных дел И. Г. Стрингером.[34] Этот учебник увидел свет только в 1799 г. и затем переиздавался в течение четверти века. Его текст отличался предельной деликатностью; так, Иван Антонович уже упоминался в качестве императора, но его правление «не долго продолжалось»; Бирона просто «удалили», а Пётр III естественным образом «скончался в июле 1762 г.».[35] В других подобных сочинениях щекотливость ситуации компенсировалась изяществом стиля. В официально дозволенном прошлом вельможи добровольно отправлялись из столицы «в отдалённые местности»; младенец Иван Антонович воцарился «беззаконно», поэтому был свергнут, «доброчестно заключён» и в конце концов ко всеобщему облегчению лишён «тягостной самому ему… ни к чему не способной жизни»; а Пётр III, «слыша, что народ не доверят его поступкам, добровольно отрёкся от престола и вскоре затем скончался в Ропше».[36]