Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

Благодаря небывалому экономическому росту, отличавшему рассматриваемый период, в искусство вкладывались значительные государственные и частные средства. Даже правительство Великобритании, никогда не блиставшее в качестве мецената, в конце 1980‐х годов выделяет на развитие искусства более миллиарда фунтов – по сравнению с 900 тысячами фунтов в 1939 году (Britain: An Official Handbook, 1961, p. 222; 1990, p. 426). Частное финансирование было менее щедрым, за исключением США, где миллиардеры тратили на образование и культуру огромные средства и получали за это налоговые льготы. Богатыми американцами двигала как подлинная любовь к искусству (особенно распространенная среди магнатов первого поколения), так и стремление обзавестись своеобразным “статусом Медичи”, который в обществе без формальной иерархии был важен не менее, чем богатство. Но теперь коллекционеры не просто передавали музеям свои собрания, как это происходило раньше; они предпочитали строить собственные музеи, называя их в свою честь. В крайнем случае музей отводил меценату особое крыло или галерею, где тот выставлял свои коллекции в соответствии с собственными вкусами.

В начале 1950‐х, после почти полувекового спада, рынок искусства переживает небывалый подъем. Цены на картины французских импрессионистов, постимпрессионистов и ранних парижских модернистов взлетели до небес. В 1970‐е годы международный рынок искусства, переместившийся сначала в Лондон, а затем в Нью-Йорк, по объему сделок сравнялся с рынком “века империи”, а в 1980‐е играющие на повышение дельцы побили и этот рекорд. С 1975 по 1989 год полотна импрессионистов и постимпрессионистов выросли в цене в двадцать три раза (Sotheby, 1992). Впрочем, сравнение с прошлым здесь не слишком уместно. Действительно, миллионеры по‐прежнему коллекционировали картины, причем владельцы наследственных состояний, как правило, предпочитали старых мастеров, а нувориши больше интересовались новым искусством. Но покупка произведений искусства постепенно превращалась в способ вложения капитала; точно так же когда‐то приобретались акции золотых приисков. Вряд ли Железнодорожный пенсионный фонд Великобритании можно отнести к ценителям искусства, однако эта организация, следуя советам мудрых консультантов, сделала на предметах искусства хорошие деньги. Идеальной сделкой конца 1980‐х стала покупка магнатом из Западной Австралии полотна Ван Гога, причем большую часть из 31 миллиона долларов ему предоставили акционеры, рассчитывающие, вероятно, что рост цен сделает такое вложение эффективнее банковских займов. Как это часто бывает, их ждало разочарование: господин Бонд из Перта разорился, а спекулятивный бум на произведения искусства завершился в начале 1990‐х.