Эпоха Михаила Федоровича Романова

В следующие дни польские военачальники прежде всего отобрали русские шанцы на Девичьей горе и вообще на правой стороне Днепра; потом уполномоченные явились в Шейнов острог и здесь, в Судной или Разрядной избе, принимали присягу и подписи от Шеина, Прозоровского и Измайлова, а больной князь Белосельский присягал в своей землянке. Затем польские комиссары переписывали и приводили в известность русскую артиллерию, снаряды и прочее оружие как в большом остроге, так и в солдатских полках. Всех пушек или пищалей большого и среднего калибра оказалось около 120. Из них семь так наз. «верховых» или мортир, у которых ядро весит от 2 до 6 пудов. Собственно, из пушек самая большая называлась Единорог, у которой ядра весили немного менее двух пудов; за ней следовала Пасынок с ядрами в пуд 15 фунтов (по донесению Шеина, «запас расстрелялся»), потом Волк, ядро в пуд («в устье и у шеи раздуло»), далее, постепенно уменьшаясь в калибре, шли Кречет, Ахиллес, Грановитая пищаль, Коваль, Стрела, Вепрь, несколько голландский пищалей, пищали «полуторные» (в полторы сажени длиною), «долгие», «короткие» и проч., кончая полковою пищалью с ядром в один фунт. При этом наряде оставался еще запас ядер разного калибра окодо 3200, а пороху пушечного 270 пудов и ружейного 283 пуда; далее 2767 пудов свинцу, медные; формы для литья мушкетных пуль, 117 пудов фитилю; 47 000 аршин холста и 375 пудов поскони; от умерших и больных людей осталось более 4000 солдатских мушкетов, большею частью порченных, более сотни стрелецких самопалов, около 3000 шпаг, несколько тысяч копий, 1020 бандолетов (род карабинов), до 80 целых лат, 517 лат с полами, 1954 латы без пол, 3281 шапок железных целых и 1317 порченных, некоторое количество протазанов, алебард и т. п.

Русской армии король позволил взять с собой 12 небольших пушек и на каждую по четыре фунта пороху. Но на другой день заключения условий Шеин был в литовском лагере у гетмана Радивила на обеде, и тот подарил ему эти 12 пушек в благодарность за его ходатайство перед королем о свободном отпуске русского войска в Москву, а гетман поднес ему какие-то подарки со своей стороны. Впоследствии воевода оправдывался тем, что эти пушки не на чем было бы везти. Затем переписано было количество ратных людей, которые отпускались из таборов в Московское государство. По донесению Шеина, дворян и детей боярских оказалось слишком 2600 человек; казаков, татар, стрельцов, пушкарей и потребных при войске мастеровых слишком 1600 человек; урядников и солдат шести русских полков иноземного строя, рейтар, драгун, иноземцев старого выезду 4700. Но урядников и солдат четырех немецких полков Шеину не удалось привести в известность; в январе месяце, по росписям полковников, их было 2140 человек; а перед выступлением из таборов большая их часть перешла на службу к польскому королю да несколько сот осталось в таборах; по польским известиям, в московской рати западных иноземцев насчитывалось теперь не более 800; причем никто из их полковников не перешел к королю. Всего с Шеиным выступило из-под Смоленска 8056 конных и пеших ратных людей, кроме того, некоторое количество торговцев, боярской и дворянской челяди и прочих нестроевых людей. А под Смоленском осталось всякого рода больных более 2000; для них оставлено 60 четвертей муки, сухарей, крупы и толокна; 355 больным немцам дано на корм около 500 руб. Отсюда мы видим, что еще в январе у Шеина было до 12 000 порядочного войска и масса боевых запасов, и как легко мог бы энергичный предводитель пробиться сквозь неприятеля, который имел почти равное количество войска, но притом рассеянного по круговой линии обложения. А Шеин, малодушно ожидавший спасения извне, теперь повел в Москву жалкие остатки своей большой отборной армии; да и эти остатки продолжали таять, теряя по дороге от тяжких лишений многих больных и умирающих людей.

В среду на первой неделе Великого поста, 19 февраля 1634 г., после слишком четырнадцатимесячного сидения под Смоленском, остатки русской армии выступили из своих таборов на Дорогобужскую или Московскую дорогу. Они должны были проходить между станом запорожцев и острожком полковника Арцишевского, расположенных у самого днепровского берега. Тут по обе стороны дороги выстроилось польско-литовское войско. По левую сторону ее, т. е. ближе к Днепру, верхом на богато убранном коне стоял король с королевичем Яном Казимиром и панами-радою, под охраною двух гусарских хоругвей. Среди неприятелей находились и московские посланцы Горихвостов с Пятым Спиридоновым; им пришлось быть зрителями унизительных церемоний, которым подверглось уходившее русское войско, в силу заключенных условий.