Эпоха мёртвых. Начало

— А вот это называется демагогией, — хмыкнул я. — Ты можешь представить картину, когда тебя будут мертвецы жрать живьём у нас на глазах, а мы не вмешаемся? Можешь? Ответь честно.

— Нет, не могу, — глядя в землю, ответила она.

— А значит, мы будем тебя защищать и беречь, хочешь ты этого или нет, — сказал я жёстко. — А если ты научишься хоть чему-то, то тогда сама сможешь кого-то защищать и беречь, хотя бы саму себя, для начала. У меня не было семьи с детства, вы её заменили мне. И я защищаю сейчас свою семью, не чью-нибудь ещё. И не мешай мне это делать, я тебя очень прошу. Если за тобой вина, искупай её делом, а не принятием схимы. Обещай мне, пожалуйста, что до того, как мы доберёмся до Горького-16, ты будешь делать то, что следует делать. Будешь учиться драться, будешь помогать всем вокруг, чем можешь. А что будет потом — ты решишь потом, меня это не касается.

— Чем я могу помочь? — сделала она удивлённое лицо. — Анька мне фору даст в чём угодно, она сильнее меня в тысячу раз! Она спортсменка, а я…

— Это не проблема, иногда важна не только сила! — перебил я её. — Например, с собакой так, как ты, никто не управляется. Она вообще только тебя по-настоящему слушается.

— И что?

— А то, что пса надо учить нас охранять, — продолжал я. — Если Мишка начнёт предупреждать об опасности, то мы сможем защитить себя в любом месте и в любое время. Поможешь нам хотя бы в этом?

Ксения посмотрела куда-то вдаль, над верхушками постепенно погружающегося в сумерки леса за забором, кивнула:

— Конечно.

— Тогда иди сейчас в баню, а если тебя гложет вина, то попроси всех остальных отлупить тебя вениками по мягкому месту. Это поможет.

— Ага, сейчас! — возмутилась она.

— Вот видишь, первая здоровая эмоция, — ухмыльнулся я. — Считай, что за свои ошибки ты будешь платить тем, что подчиняешься моим командам по-солдатски, без возражений и рассуждений. Понятно?

Она кивнула.

— А ночью пойдём покараулим вместе, — закончил я свою речь. — Начну тебя учить понемногу всяким полезным вещам. Всё! Бегом марш переодеваться!

Вот так. К делу её, причём такому, где ответственность за других. В караул, в ночь. Чем бы солдат ни занимался, лишь бы за… задолбался, в общем. Истина старая и верная на сто процентов. Ей бы ещё оружие персональное, но, кроме мелкашек, ничего не оставалось. Ладно, потом что-то придумаем, а пока с сестрой будут «Вепрь» друг другу передавать.

Ксения действительно почти забежала в дом переодеваться, но я, по правде говоря, не заблуждался насчёт того, насколько удалось исправить положение. Приступ бодрости временный, если девушку не занять чем-то действительно серьёзным, она снова впадёт в депрессию. Пусть лучше устаёт физически, до изнеможения, чем много думает. Ей есть о чём думать, и я совсем не уверен, смог бы я сам вынести подобный груз вины. А если, не дай бог, она узнает, что Владимир Сергеевич, её отец, погиб вскоре после их идиотской выходки, вынужденный застрелиться, чтобы сохранить человеческий облик… Сложно даже представить, что случится после этого. Но как я уже сказал, это не моя проблема после приезда в «Шешнашку». Моя хата с краю в чужих личных делах, как бы я тут ни выступал.

А вот то, что она меня учёным прозвала… С этим сложнее. Не чувствую я себя уже таковым, после того, что случилось. День всего прошёл. А уже не чувствую. И чувствовать больше не хочется.

Вернулся Лёха. Ещё от калитки крикнул:

— Никаких проблем с домом. Я его уже открыл, перочинным ножом.

— На чердак поднимался? — спросил я.

— Обязательно. Четыре окошка, во все стороны, стулья можно прихватить снизу. Ещё ведро поставить вместо ночной вазы, чтобы фишка в сортир не бегала, и можно караулить. Смены-то у нас длинные будут.

— Тогда я как раз первую смену и возьму, пока дамы парятся, — поднялся со скамейки я. — Показывай, как там.

Мы вышли из калитки и зашли в другую, напротив, с которой предусмотрительный Лёха тоже успел снять замок. Что значит руки откуда надо растут. У меня с механикой отношения сложнее. Мы пересекли соседский двор по плиточной дорожке, подошли к забору, из которого Лёха выбил три доски, аккуратно положив их рядом, прошли через ещё один двор, пролезли в прорезанную в сетке рабица дыру и оказались в нужном дворе. Сзади подошли к дому, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.

Узкая деревянная лестница вела наверх из маленькой кухни-веранды, откуда мы и прихватили два стула. Вход на чердак был через широкий люк, куда было забираться легко и просто. Чердак высокий, свет пробивался через четыре небольших окошка. Достаточно небольших, чтобы не привлекать к себе внимания. Наблюдать отсюда скрытно было легко. Я выглянул в окошки поочерёдно. Отлично! Просматривались даже дальние подступы к дому, подъездная дорога до самых ворот садового товарищества. Идеальный НП. Я поставил табурет прямо перед окном в скате крыши, уселся, положив карабин на колени. Лёха сел рядом.

— Серёг, поговорить надо. Тут вот какое дело… — Он замялся. — Со слов Дегтярёвой получается, что весь мир летит в тартарары, так?

— По её мнению, так.

— А по твоему мнению? — уточнил Лёха.