Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти

Четвертого декабря 1492 года Колумб сумел ускользнуть от береговых ветров, не дававших ему покинуть остров, который мы теперь называем Кубой. На следующий день он бросил якорь у побережья большого острова, известного его жителям как Кискея или Богио, и запустил то, что историки называют «моделью завоевания». Это последовательность событий, которая разворачивается в три этапа: изобретение законнических мер для прикрытия вторжения видимостью оправдания, заявление о территориальных притязаниях и основание города для легитимации и институционализации завоевания[495]. Моряки не могли предположить, что их действия в тот день станут первым наброском схемы, мощь и гениальность которой отзовется эхом через пространство и время в цифровом XXI веке.

На Богио Колумб наконец нашел процветающую материальную культуру, достойную его мечтаний и аппетитов испанских монархов. Он видел золото, искусные изделия из камня и дерева, «церемониальные постройки <…> выложенные камнем бальные залы <…> каменные украшения в виде ошейников и подвесок и стилизованные статуи <…> богато украшенные резьбой деревянные троны <…> утонченные личные украшения из драгоценных камней…». Убежденный, что остров был его «до сих пор лучшей находкой, с самой многообещающей природой и самыми изобретательными жителями», он заявил королеве Изабелле:

остается только установить испанское присутствие и приказать им исполнить вашу волю. Ибо <…> они ваши, чтобы повелевать ими и заставлять трудиться, сеять семена и делать все остальное, что нужно, и построить город, и научить их носить одежду и помочь принять наши обычаи[496].

Согласно философу языка Джону Сёрлю, декларация – это особый способ говорить и действовать, который создает факты из воздуха, вызывая к жизни новую реальность там, где ничего не было. Вот как это работает: иногда мы говорим, чтобы просто описать мир – «у тебя карие глаза» – или изменить его – «закрой дверь». Декларация сочетает в себе и то и другое, утверждая новую реальность, описывая мир так, словно желаемые изменения уже произошли: «Все люди созданы равными». «Они ваши, чтобы повелевать ими». Как пишет Сёрль, «мы создаем некое положение вещей, представляя его как уже имеющее место»[497].

Не каждая декларация представляет собой сказанное вслух отдельное законченное предложение. Иногда мы просто характеризуем, ссылаемся, упоминаем, думаем или даже действуем в отношении ситуации таким образом, что «создаем реальность, представляя эту реальность как уже созданную». Допустим, например, что официант приносит мне и моему другу две одинаковые тарелки супа, ставя по одной перед каждым из нас. Ничего не сказав, он продекларировал, что тарелки не одинаковые – одна принадлежит моему другу, другая – моя. Мы закрепляем факты его декларации, когда я беру суп только из «моей» тарелки, а мой друг – из его. Когда «его» тарелка пуста, мой друг все еще голоден и он просит разрешения взять ложку супа из тарелки, стоящей передо мной, еще раз подтверждая факт, что это моя тарелка супа. Таким образом, декларации срабатывают или нет в зависимости от принятия новых фактов другими. Как заключает Сёрль, «вся институциональная реальность и, следовательно, <…> вся человеческая цивилизация созданы <…> декларациями»[498].

Декларации по сути своей инвазивны, поскольку они навязывают новые факты социальному миру, а те, кто их декларирует, ищут способ заставить других согласиться с этими фактами. Как пишет историк Мэтью Рестолл, декларация Колумба отражает «модель завоевания»:

Испанцы XVI века последовательно представляли свои поступки и поступки своих соотечественников в терминах, которые предвосхищали завершение Конкисты и вселяли в хроники Конкисты дух неизбежности. Фраза «Испанское завоевание» и все, что она подразумевает, вошла в историю потому, что испанцам так важно было изобразить свои усилия как завоевания и усмирения, как выполнение обязательств, как намерения провидения, как свершившийся факт[499].