Итак, эпоха надзорного капитализма открылась этими шестью декларациями, которые определили ее как эпоху завоеваний. Надзорный капитализм добился успеха посредством агрессивных деклараций, и этот успех служит яркой иллюстрацией захватнического характера декларативных слов и поступков, которые стремятся к победе путем навязывания новой реальности. Завоеватели XXI века не спрашивают разрешения; они прокладывают путь, устилая выжженную землю практиками фальшивой легитимации. Вместо циничных монархических эдиктов они предлагают циничные пользовательские соглашения, положения которых столь же туманны и невнятны. Они строят свои линии укреплений, яростно защищая уже присвоенные территории и набирая сил для следующих вылазок. В конце концов они выстраивают в сложных экосистемах торговли, политики и культуры целые города, декларирующие законность и неизбежность всего, чего они достигли.
Эрик Шмидт рассуждал о важности доверия, но своими «декларациями» Google позаботился о том, чтобы его успех не зависел от нашего доверия. Его декларативные победы стали средством концентрации знания и власти всемирно-исторического масштаба. Это те бастионы, которые обеспечивают его дальнейший рост. Шмидт иногда проговаривал нечто подобное. Описывая «современные технологические платформы», он говорит, что «почти ничто не может сравниться со скоростью, эффективностью и агрессивностью распространения этих платформ – разве что биологические вирусы, и это наделяет соответствующей властью тех, кто их строит, контролирует и использует»[505]
.В силу беспрецедентной концентрации знания и власти надзорный капитализм подминает под себя
II. Кто знает?
Эта книга началась с воспоминания об одном насущном вопросе, заданном мне молодым менеджером целлюлозной фабрики в небольшом южном городке: «Мы все будем работать на умную машину или за машиной будут присматривать умные люди?» В годы, прошедшие с того дождливого вечера, я внимательно наблюдала за цифровизацией работы на целлюлозной фабрике. Как я описала в «Эпохе умных машин», переход к информационным технологиям превратил фабрику в «электронный текст», который завладел вниманием каждого рабочего. Вместо практических задач, связанных с сырьем и оборудованием, «справляться с обязанностями» стало теперь означать мониторить данные на экранах и владеть навыками понимания этого электронного текста, умением учиться у него и действовать с его помощью. То, что сегодня кажется обычным, было тогда необычайным.
Все эти бросающиеся в глаза перемены, утверждала я, сигнализируют о глубоком и важном преобразовании. Организация работы определяется теперь не разделением труда, а
Любой анализ разделения знания должен разрешить эти дилеммы, выраженные тремя главными вопросами. Первый вопрос – «Кто знает?» Это вопрос о распределении знания и о том, существуют ли возможности его приобретения. Второй вопрос – «Кто принимает решения?» Это вопрос полномочий: кто, какие люди, институции или процессы определяют, кто получает доступ к знанию, что именно эти люди могут узнать и как именно они могут действовать в соответствии с полученными знаниями. Какова законная основа этих полномочий? Третий вопрос – «Кто определяет, кому принимать решения?» Это вопрос о власти. Каков источник власти, которая стоит за полномочиями поделиться знаниями или удержать их?