Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти

Интернет исчезнет. Будет так много IP-адресов <…> так много устройств, датчиков, вещей, которые вы носите, вещей, с которыми вы взаимодействуете, что вы перестанете это ощущать. Это будет постоянной частью вашего существования. Представьте, что вы входите в комнату, а комната динамически меняется[531].

Присутствующие выдохнули от удивления, а вскоре после этого новости по всему миру взорвались заголовками о шокирующем заявлении бывшего генерального директора Google про близкий конец интернета.

В действительности Шмидт просто перефразировал классическую статью компьютерного ученого Марка Уайзера 1991 года «Компьютер для XXI века», которая без малого три десятилетия задавала технологические приоритеты Кремниевой долины. Уайзер охарактеризовал явление, названное им «повсеместной компьютеризацией» (ubiquitous computing), двумя легендарными предложениями: «Самые глубокие технологии – те, что исчезают. Они вплетаются в ткань повседневной жизни, пока не становятся неотличимыми от нее». Он описал новый способ мышления, «который позволяет самим компьютерам затеряться где-то на заднем плане <…> Машины, которые приспосабливаются к человеческой среде, а не затаскивают людей в свою среду, сделают пользование компьютером таким же освежающим, как лесная прогулка»[532].

Уайзер понимал, что виртуальный мир никогда не сможет стать чем-то большим, чем страна теней, сколько бы данных он ни поглощал:

Виртуальная реальность – это только карта, а не территория. Она не включает в себя столы, офисы, других людей <…> погоду, деревья, прогулки, случайные встречи и все бесконечное богатство вселенной.

Он писал, что виртуальная реальность «моделирует» мир, а не «незаметно расширяет мир, который уже существует». В противоположность этому повсеместная компьютеризация наполнит этот реальный мир универсальной сетевой аппаратурой безмолвных, «спокойных» и ненасытных вычислений. Уайзер называет эту аппаратуру новой «компьютерной средой» и наслаждается даваемыми ею возможностями безграничного знания, таких как знание «о том костюме, который на прошлой неделе вы долго рассматривали, потому что она знает о ваших местоположениях и может задним числом найти имя дизайнера, хотя эта информация и не интересовала вас в тот момент»[533].

Шмидт описывал не конец интернета, а, скорее, его успешный отрыв от специализированных устройств вроде персонального компьютера или смартфона. Для надзорных капиталистов этот переход – не вопрос выбора. Надзорные прибыли вызвали острую конкуренцию за доходы, текущие рекой с новых рынков будущего поведения. Но даже самый сложный алгоритм преобразования поведенческого излишка в продукты, которые точно прогнозируют будущее, эффективен лишь настолько, насколько позволяет сырье, доступное для переработки. Поэтому перед надзорными капиталистами стоит вопрос: какие формы излишка позволят выпускать прогнозные продукты, наиболее надежно предсказывающие будущее? Этот вопрос знаменует собой критический поворотный момент в развитии надзорного капитализма путем проб и ошибок. В нем кристаллизуется второй экономический императив – императив прогнозирования – и обнажается мощное давление, оказываемое этим императивом на доходы надзорных капиталистов.

Первая волна прогнозных продуктов сделала возможной таргетированную онлайн-рекламу. Эти продукты зависели от излишков, массово полученных из интернета. Конкурентные факторы, питающие потребность в масштабных количествах излишка, я обобщенно обозначила термином «императив извлечения». Конкуренция за надзорные доходы в конечном итоге достигла точки, в которой объем излишков стал необходимым, но не достаточным условием успеха. Следующий порог определялся качеством прогнозируемых продуктов. В погоне за еще более высокой степенью надежности стало ясно, что самые лучшие прогнозы должны приближаться по степени достоверности к данным наблюдения. Эти конкурентные силы и выражает императив прогнозирования (рис. 3.)