Читаем Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера полностью

В сравнении с многословными дебатами вокруг травматического невроза, где жалобщиками были преимущественно мужчины, бросается в глаза, как мало внимания неврологи уделяли гораздо более распространенным нервным расстройствам у женщин, изношенных физическим и нервным трудом. Однако концепт неврастении и здесь свидетельствует об основной тенденции к гуманности и равноправию полов – даже в самые тяжелые военные годы.

V. Поворот к воле и начало Первой мировой войны: Коллективное преодоление нервозности

Покой – гипноз – «культура воли»

Когда жалобы на расстроенные нервы вышли за пределы неврологических клиник, зазвучали в политике, особенных изменений не произошло. Многое осталось прежним – ив терапевтических методах, и в опыте самопознания. Особенно ярко это проявилось в повороте к жесткой линии, когда как медицинские, так и политические учения об оздоровлении перешли от культа спокойствия к укреплению воли. Случилось это в последнее довоенное десятилетие.

Покой как средство исцеления был известен издревле, это исходило уже из желания самих больных. Тем не менее терапия, делавшая высшую ставку на покой, причем из вполне определенных соображений, а не вследствие затруднительного положения, в конце XIX века была в новинку. Честолюбие медиков требовало гораздо больше активности и деятельности, не давая оставить пациента в покое. Санатории, расположенные за городом, делали рекламу с акцентом на покой; впрочем, предлагаемый ими «покой» был комфортабельным и разнообразным, чтобы поддерживать пациента в форме с помощью различных водных и электрических процедур, массажа и развлекательных программ. Однако была ли во всем этом необходимость? Швейцарец Шатле рекомендовал невротикам идеал сурка: «Сурок – по-настоящему счастливый зверь. Всю зиму проспать в теплом гнезде из сухого сена, укрытом от северных ветров и ложного прогресса. Выспаться как следует, сжав кулачки, вернуть себе за одну ночь длиной в пять месяцев весь утраченный покой, чтобы затем проснуться в ласковом апрельском солнце, с освеженным мозгом, успокоенными нервами, и завести “большую пружину”!» (См. примеч. 1.)

В 1890-х годах постельный покой как «первоочередное из всех средств душевной диеты» для Эренвалля стало открытием. В 1887 году в Арвайлер прибыл бизнесмен 31 года, сын «очень взволнованной» матери, который свыше пяти лет утомительно и напряженно трудился на Яве, Суматре и Борнео, сколотив за это время фирму, торгующую скобяными изделиями. Он сообщил о себе, что «в 20 лет был ипохондриком» и «благодаря собственной силе воли» сумел выбраться из этого состояния. Однако после того, как он справился со страхом перед возможными последствиями онанизма, его начал преследовать страх перед сифилисом. «Постепенно сформировался невроз». Его направили в Арвайлер, так как он нуждался в «покое и более строгом присмотре». Покой здесь понимается как новое средство оздоровления, требующее пребывания в стационаре – и это после того, как потерпели поражение попытки самовосстановления за счет воли (см. примеч. 2).

Мёбиус также исходил из того, что многие его «нервозные» пациенты утратили естественный инстинкт компенсировать фазу спешки фазой покоя и страдали от противоположных настроений: «Я часто пытаюсь объяснить это с помощью шутки: вот здесь у вас в груди сидит маленький злобный дух, который все время кричит: быстро, быстро, быстро! Его нужно уничтожить». В рекомендациях Отто Бинсвангера бросается в глаза его невероятно расточительное обращение со временем: если классическим курортным курсом для невротиков считался трехнедельный, то Бинсвангер считал, что для неврастеников – всех неврастеников! – желательны как минимум шесть месяцев курорта (см. примеч. 3). Каков был бы мир с массой таких неврологических клиник и с такой неспешной экономикой, где значительная часть работников могла бы отсутствовать по полгода…

«Покой и еще раз покой», – предписывал Пельман терапию для невротиков, выступая в ноябре 1900 года в Нижнерейнском союзе общественного здоровья в поддержку неврологических санаториев. В первом годовом отчете Народной неврологической клиники Родербиркен значилось: «все авторитеты в сфере неврологии […] сходятся в том, что первое требование для нервнобольных есть покой и еще раз покой», это подтверждалось на первом же «больничном материале». Тогда же «последовательный постельный режим» стал новым трендом и в заведениях для душевнобольных (см. примеч. 4). Как бы резко ни демонстрировали специалисты разграничение между нервнобольными и душевнобольными, однако терапия в обеих сферах развивалась параллельно: это относится как к введению абсолютного покоя, так и к сменившей его активности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука