Эпоха Обамы

«В Лиссабоне, – писала накануне саммита Moscow Times, – президент Медведев должен быть готов к не вполне обычным ухаживаниям со стороны руководства альянса»[688]. И действительно, атмосфера, которая царила на заседании Совета Россия – НАТО, была подчеркнуто дружелюбной. Генсек альянса Расмуссен заявил, что для молодежи «разговоры о холодной войне сродни обсуждению Пелопоннесской войны», а президент Обама постоянно называл Медведева своим «другом и партнером». «НАТО не представляет угрозы для России, – утверждалось в новой доктрине альянса, – напротив, мы хотим видеть реальное стратегическое партнерство между Брюсселем и Москвой». Только бывший глава польского МИД Адам Ротфельд слегка пожурил Кремль за то, что он до сих пор видит в НАТО военную угрозу, хотя «за последние 300 лет Россия не имела на своих западных границах таких миролюбивых соседей, как североатлантический альянс»[689].

После августовской войны на Кавказе российский президент впервые участвовал в заседании Совета Россия – НАТО. И на контрасте с бухарестским саммитом 2008 года эта встреча многим представлялась идиллической. Тогда пребывание Владимира Путина в Румынии воспринималось американцами в штыки. Администрация Буша-младшего надеялась одобрить план действий по членству в альянсе Украины и Грузии и опасалась, что российский лидер будет ставить ей палки в колеса. Атмосфера на саммите была враждебной, и его результаты, по мнению многих, стали причиной российско-грузинской войны, разразившейся через четыре месяца.

На саммите в Лиссабоне атмосфера была иной. Однако показное сближение с НАТО явно не удовлетворило политиков-реалистов в Москве, которые требовали, чтобы президент продемонстрировал им конкретные результаты своего атлантистского курса.

Они назвали итоги саммита лиссабонской капитуляцией. Россия смирилась с проектом ЕвроПРО, в котором ей не нашлось места, согласилась предоставить свою территорию для транзита военной техники из Афганистана. Кроме того, западные партнеры потребовали от Москвы возобновить действие договора об обычных вооружениях в Европе, что позволило бы НАТО осуществлять контроль за передвижением российских войск внутри страны, и настаивали на принятии закона, разрешающего представителям российской оборонки создавать совместные предприятия с западными компаниями.

«Предлагая Москве тесное сотрудничество, – писал президент Брукингского института Строуб Тэлботт, – западные политики, похоже, не понимают, что она не будет довольствоваться скромной ролью Плутона, – планеты, которая находится на самом краю Солнечной системы. И, добиваясь все новых уступок от Кремля, они рискуют поставить крест на «перезагрузке»[690]. Недоумение вызывала и политика НАТО на грузинском направлении. Сын Збигнева Бжезинского Ян в своей колонке в The New York Times посоветовал Обаме не отказываться от «видения единой, свободной и безопасной Европы» с «возможным членством Грузии и Украины в Североатлантическом альянсе»[691]. А буквально накануне саммита Парламентская ассамблея НАТО приняла резолюцию, в которой обвинила Россию в этнических чистках и оккупации грузинской территории». «И генсек Расмуссен, который признается сейчас в любви к Москве, и американские политики прекрасно понимают, что в долгосрочной перспективе Россия и НАТО не могут быть союзниками, потому что их цели не совпадают, – отмечал ректор дипломатической академии Грузии Сосо Цинцадзе. – Сегодняшнее сотрудничество носит конъюнктурный характер, но как только альянс уйдет из Афганистана, нужда в России отпадет, а Тбилиси останется для НАТО перспективным партнером»[692].

Создание ЕвроПРО не стало фактором сближения России и НАТО, хотя сторонники «перезагрузки» из числа российских либералов очень на это рассчитывали. Заявления о том, что стороны добились «исторического прорыва» на переговорах по ПРО, прозвучали как издевательство над российской делегацией. Ведь ее предложения партнеры по НАТО всерьез не восприняли и мягко дали понять Москве, что никакого тесного сотрудничества и тем более объединения военных потенциалов не предвидится. «Следует понимать, что создание совместной ПРО, – заявлял руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО, член-корреспондент РАН Алексей Арбатов, – возможно лишь в том случае, если страны состоят в тесном военном союзе. Совместной ПРО нет пока даже у партнеров по НАТО, и разговоры о том, что Америка и Россия реализуют данный проект, – пустое сотрясение воздуха»[693]. Как бы то ни было, Соединенные Штаты планировали в ближайшие годы создать третий эшелон ПРО в Европе. И хотя Барак Обама называл российское отношение к этой проблеме «параноидальным», беспокойство Москвы было вполне объяснимо. Как отметил постоянный представитель РФ в НАТО Дмитрий Рогозин, «Кремль не хочет быть безмолвным наблюдателем при реализации чужого проекта»[694].