Эпоха Обамы

Оптимисты, правда, отмечали, что соглашение о мирном ядерном сотрудничестве («Соглашение 1-2-3»), которое вступило в силу в конце 2010 года, затрагивало очень чувствительные сферы, еще недавно являвшиеся сверхсекретными. И поэтому не исключено, что настанет день, когда США и Россия перестанут скрывать друг от друга технические разработки в области ПРО. Хотя такие перезагрузочные настроения выглядели все более комично на фоне охлаждения между Москвой и Вашингтоном.

Конечно, какое-то время американские политики еще пудрили мозги своим российским коллегам, рассуждая о совместной ПРО. Ведь в связи с отсутствием денег вероятность того, что проект будет реализован, практически равнялась нулю. К тому же многие страны ЕС, в первую очередь еврогранды, были заинтересованы в усилении русского фактора. Они приветствовали возвращение России на европейскую арену и старались учитывать ее политические и военные интересы при решении ключевых вопросов континентальной безопасности. Однако в Москве отношение к совместным проектам становилось все более скептическим. Похоже, что прозападным политикам был предоставлен шанс, но, натолкнувшись на жесткий подход США, ни в чем не желающих уступать партнерам по «перезагрузке», они признали, в итоге, свое поражение.

«СДЕЛАЙТЕ ЭТО РАДИ ДМИТРИЯ!»

В конце 2010 года стало очевидно, что одобрить договор СНВ-3 можно лишь во время так называемой сессии хромых уток, пока демократы пользуются еще значительным преимуществом в верхней палате. Чтобы набрать две трети голосов, им необходимо было перетянуть на свою сторону лишь девять республиканцев. В следующем году договариваться пришлось бы уже с 14 представителями Великой старой партии.

Со стороны республиканцев главным переговорщиком по вопросу СНВ выступал сенатор от Аризоны Джон Кайл, который всегда скептически относился к разоруженческим инициативам. В 1999 году он сыграл далеко не последнюю роль в срыве Договора о всеобщем запрещении ядерных испытаний и в 2000-е годы оказывал влияние на политику администрации Буша, враждебную любым ограничениям в ядерной сфере. Почему именно этот человек должен был определить судьбу российско-американского соглашения, которое считалось главным достижением «перезагрузки»? Раньше проблемами безопасности в сенате в основном занимались два республиканца – Джон Маккейн и Ричард Лугар. Однако после поражения на президентских выборах Маккейн воспринимался как отыгранная фигура, Лугар же утратил доверие республиканского истеблишмента, будучи близким другом вице-президента Джо Байдена. В результате на первые роли выдвинулся Джон Кайл. К тому же его позиция по вопросу СНВ была созвучна настроениям большинства республиканцев. Он утверждал, что администрация Обамы должна согласиться на серьезные отступные за ратификацию договора. Речь шла о выделении крупных бюджетных ассигнований на модернизацию ядерного комплекса США, систему противоракетной обороны и наращивание арсеналов стратегического неядерного вооружения. «Кайл, – писала The New York Times, – не будет просто так дарить демократам победу. Он потребует от них болезненных уступок в военно-технической сфере. Это для него дело чести. И, конечно, в его интересах затянуть рассмотрение вопроса о СНВ до января. Республиканцы тогда укрепят свои позиции в сенате и смогут выторговать для себя еще более выгодные условия»[697].

И хотя отложить вопрос о ратификации договора Кайлу не удалось, он сумел добиться от Обамы обещания выделить 84 млрд. долларов на модернизацию ядерно-оружейного комплекса. Многих занимал вопрос, как демократическая администрация, прославившаяся своими призывами к безъядерному миру, согласилась на условия Кайла. Дело в том, что в Соединенных Штатах посчитали, что сохранение ядерной компоненты обойдется намного дешевле, чем высокотехнологичные обычные вооружения нового поколения, на которые до недавнего времени делалась ставка. А учитывая, что размер государственного долга, по словам главы Объединенного комитета начальников штабов адмирала Майкла Маллена, превратился в главную угрозу безопасности США, безъядерная риторика постепенно сходила на нет. Не случайно в стратегической концепции НАТО, опубликованной в конце 2010 года, ядерное оружие было объявлено «высшей гарантией безопасности альянса».